Посольский приказ – первые ростки МИДа. Какие же функции выполнял посольский приказ Кто является главой посольского приказа

Образование Посольского приказа - специального учреждения, ведавшего внешними делами, - происходило одновременно с формированием всего государственного аппарата Русского государства, С расширением круга задач членов Боярской думы, казначеев и дьяков появляются подьячие «для письма», которые располагались в особом помещении - канцелярии («избе», «дворе»).

Процесс образования канцелярий растянулся на несколько десятилетий (с конца XV

до середины XVI в.). Каждая «изба» или «двор» вместе с возглавлявшим ее должностным лицом представляли собой прототип будущего самостоятельного государственного учреждения - «приказа».

Приказная система государственного управления ведет свое начало от приказа (в буквальном смысле слова) как разового поручения. Первые центральные государственные учреждения имели военное назначение. К ним относятся Разрядный, Поместный приказы и Оружейная палата. Ко второй половине XVI века сформировались и другие приказы: Стрелецкий, Пушкарский, Каменных дел, Бронный, Аптекарский и т.д. С расширением внешнеполитических задач появляется необходимость и в создании единого органа по руководству «посольским делом». Кроме того, специфика международных отношений требовала привлечения к нему лиц, специализировавшихся только на дипломатической службе.

В.О. Ключевский отмечал: «Несмотря на многостороннее развитие дипломатических сношений московского двора со времени Ивана III долго не заметно особого заведовавшего ими учреждения: их вел непосредственно сам государь с Думой»8. В самом деле, существовала тесная связь внешнеполитических дел с делопроизводством Боярской думы и домовой казной великого князя. Вместе с тем, согласно описи Царского архива, к началу XVI века скопилось настолько много дипломатических документов, что появилась потребность в их систематизации9. Для этого делй по сношениям с определенными государствами стали распределять по годам и особым пронумерованным ящикам: «волошские», «немецкие», «крымские» и т.д.

В отечественной историографии общепринятой датой образования Посольского приказа вслед за С.А. Белокуровым начали считать 1549 год. Эта дата установлена была на основании выписки из посольских дел, составленной в Посольском приказе в 1565-1566 годах, в которой упоминается, что в 1549 году «приказано посольское дело Ивану Висковатому, а был еще в подьячих».

Есть, однако, основания предполагать, что Посольский приказ как государственное учреждение существовал и ранее. Об этом прежде всего говорят данные уже упоминавшегося справочника В.И. Саввы о развитии чиновной иерархии, ведавшей внешнеполитическими делами. С.А. Белокуров же указывает на то, что Висковатый и до назначения главой Посольского приказа участвовал в дипломатических делах. Будучи еще подьячим, он в марте 1542 года писал пере- мирную грамоту с Польшей. Об этом свидетельствует и обилие такой специфической разновидности приказного делопроизводства, как посольские книги10.

Ввиду важности занимаемого поста преемники Висковатого уже носили звание думных дьяков. Среди лиц, возглавлявших Посольский приказ, выделяются такие известные деятели, как братья Андрей Яковлевич и Василий Яковлевич Щелкаловы, Алмаз Иванов, Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин, Артамон Сергеевич Матвеев, Василий Васильевич Голицын, Емельян Игнатьевич Украинцев. Это о них подьячий Посольского приказа Г.К. Котошихин писал в XVII веке: «Хотя породою бывает меньше, но по приказу и делам выше всех»11.

В 1565 году была построена особая Посольская палата12.

На основании сохранившихся посольских книг можно воспроизвести функции думною посольского дьяка. Во второй половине XVI века думные посольские дьяки принимали привезенные послами грамоты; вели предварительные переговоры; присутствовали на приемах иностранных дипломатов; проверяли приготовленные списки ответных грамот; составляли наказы российским дипломатам, отправляемым за границу, и приставам для встречи иностранных послов; знакомились с отчетами российских послов, вернувшихся после выполнения дипломатической миссии на родину. Более того, присутствуя при «сидении» государя с боярами, они, в случае несогласия с решением вопроса по своему ведомству, высказывали свое мнение13.

Замена главы Посольского приказа подчас была связана с пере- менами во внешнеполитическом курсе.

Ведению Посольского приказа кроме дипломатических сношений подлежали: проживавшие в России иноземные купцы и ремесленники; поселившиеся в России татары; московские слободы, заселенные иностранцами; дворы для приема послов; выкуп пленных, а также отдельные поручения. Так, под его управлением состояли именитые люди Строгановы, купцы и промышленники, участвовавшие в освоении Сибири; несколько крупных монастырей.

В XVII веке аппарат Посольского приказа значительно вырос, и в нем появились отдельные структурные части - «повытья», которые возглавляли «старшие» подьячие. Три повытья ведали сношениями с Западной Европой, два - с азиатскими государствами и владетелями.

Посольский приказ начинает выполнять ряд других функций, которые нередко являлись для него источником дополнительных доходов.

Средний денежный оклад думного дьяка в середине XVII века составлял по тем временам значительную сумму - 200-250 руб. Следует отметить, что жалованье в Посольском приказе было в 3-5 раз выше, чем в большинстве других приказов. С 60-х годов XVII в. Посольский приказ заведовал почтой, делами донских казаков, судом и сбором таможенных и кабацких доходов, назначением воевод и приказных людей и др.

В обязанности каждого приказа в это же время входило также управление несколькими городами. В ведении Посольского приказа были города Касимов, Елатьма, Романов. Во второй половине XVII века ему были переданы так называемые четвертные территориальные приказы, или четверти: Новгородская, Галицкая, Владимирская, Устюжская, которые собирали доходы с подведомственных им обширных территорий и собранные деньги расходовали преимущественно на жалованье боярам, окольничим и другим служилым людям Посольского приказа. К нему приписывались также и временно возникавшие учреждения: Смоленский, Малороссийский, Литовский, Новгородский, Великоросский, Печатный и Полоняничный приказы.

Столь обширная деятельность Посольского приказа обусловила и разнообразие функций его служащих. Уже со второй половины XVI

века рядом с думным дьяком - главой Посольского приказа - мы постоянно видим его «заместителя» (товарища), или второго дьяка. Так, за подписью постника Дмитриева (1589-1592 гг.), товарища начальника Посольского приказа А.Я. Щелкалова, посылаются памяти о выдаче «корма» иноземным послам и об их отправлении; к нему за наказом являлись лица, назначенные в «государево посольство»; он принимал иноземных послов и произносил речи от имени государя; он же выслушивал отчеты о выполнении дипломатических поручений.

В обязанности Посольского приказа входили даже дела по сбору доходов с различных областей и «кружечных дворов» («кабацкие деньги»). Не случайно глава приказа А.Л. Ордин-Нащокин говорил, что вторые дьяки «мешают посольские дела с кабацкими». Некоторые вторые дьяки со временем становились начальниками Приказа, например В.Я. Щелкалов, А.И. Власьев, Алмаз Иванов, Е.И. Украинцев. Всего с 1559 по 1714 год известно поименно 52 «товарища» начальников Посольского приказа14.

При распределении приказной работы промежуточное положение между дьяками и подьячими занимали «приписные» подьячие, то есть имевшие право подписывать исходящие документы. По существу, это были подьячие высшей квалификации (т.е. «старые» подьячие). Часто они находились во главе столов или повытий.

Помощниками думных дьяков и их «товарищей» были подьячие, которые, по существу, составляли основной штат Посольского приказа. Они разделялись на несколько категорий: «старые», «средние» и «молодые». Во главе повытий стояли старые подьячие, средние и молодые вели делопроизводство и переписку Приказа, занимались изготовлением карт. К XVII веку в Приказе сложилась своя, особая школа письма - мелким и изящным почерком. Наибольшее количество «пищиков» составляли молодые подьячии. Самые же важные документы («листовое письмо», т.е. грамоты) писались подьячими более высоких рангов.

Кроме подьячих, которые вели переписку на русском языке, в Посольском приказе были служащие, знавшие иностранные языки. С начала XVI века в Приказе и в составе посольств устными переводами занимались толмачи, а письменное делопроизводство на иностранных языках поручалось переводчикам. Во второй половине XVII

века среди постоянных служащих насчитывалось около 15 переводчиков и 40-50 толмачей, которые знали языки: латинский, польский, татарский, немецкий, шведский, голландский, греческий, персидский (фарси), арабский, турецкий, волошский, английский и грузинский. В переводчики часто поступали находящиеся на русской службе иностранцы, побывавшие в плену русские. Случалось, что для изучения иностранных языков и приобретения различных навыков детей боярских специально посылали за границу15.

Среди служащих Посольского приказа были также золотописцы, расписывавшие золотом и красками грамоты. В конце XVII века служило пять золотописцев, которым вменялось писать «каймы» и начальные слова. Во второй половине XVII века в Посольском приказе издавались исторические и переводные сочинения, содержавшие сведения по русской исторйи, внешним сношениям, а также книги об избрании на царство и родословные московских государей. Как правило, все книги обильно иллюстрировались рисунками, портретами и орнаментом16.

Во второй половине XVI века в Посольском приказе служили также сторожа и приставы, сопрождавшие иностранных дипломатов. Среди них было немало людей из знатных фамилий. Приставы назначались и для разбора судебных дел, находившихся в компетенции Посольского приказа.

Посольский приказ - один из центральных государственных органов России в середине 16 - начале 18 вв., осуществлявший общее руководство и текущую работу по сношениям с иностранными государствами.

Посольский приказ - один из центральных государственных органов России в середине 16 - начале 18 вв., осуществлявший общее руководство и текущую работу по сношениям с иностранными государствами. Образован в начале 1549 г. в связи с передачей "посольских дел" И. М. Висковатому. Главными функциями Посольского приказа были: отправка русских посольств за границу и приём иностранных посольств, подготовка текстов "наказов" русским послам, соглашений, ведение переговоров, с начала 18 в. - назначение и контроль за действиями постоянных русских дипломатических представителей за границей.

Посольский приказ ведал иностранными купцами во время их пребывания в России. Кроме того, Посольский приказ занимался выкупом и обменом русских пленных, управлял рядом территорий на Ю.-В. страны, ведал донскими казаками и служилыми татарами-помещиками центральных уездов. В зависимости от Посольского приказа во 2-й половине 17 в. находились Малороссийский приказ, приказ Великого княжества Литовского, Смоленский приказ.

Коллегия приказа в 17 в. обычно возглавляла Новгородскую четь (см. Чети), а также Владимирскую четверть и Галицкую четверть. В приказе хранились государственные печати (прикладывались к дипломатическим и внутриполитическим актам), государственный архив, включавший важнейшую внешнеполитическую и внутриполитическую документацию. С приказом связано возникновение в 17 в. ряда официальных историко-политических соч. В состав приказа помимо его коллегии (от 2-3 до 5-6 чел.), входили дьяки, подьячие, переводчики и золотописцы. Структурно Посольский приказ делился на повытья по территориально-государственному признаку. В 16-17 вв. Посольский приказ возглавляли виднейшие русские дипломаты - Висковатый, А. Я. и В. Я. Щелкаловы, А. И. Иванов, А. Л. Ордин-Нащокин, А. С. Матвеев, В. В. Голицын и др.

С образованием в начале 18 в. Посольской канцелярии (сначала походной, затем постоянной в Петербурге) роль Посольского приказа постепенно падает. Упразднён в 1720. Заменен Коллегией иностранных дел.

Лит.: Белокуров С. А., О посольском приказе, М., 1906; Леонтьев А. К., Образование приказной системы управления в Русском государстве, М., 1961.

Афанасий Иванович Власьев. K началу Смутного времени на по­сту главы Посольского приказа находился думный дьяк Афанасий Иванович Власьев. Ha настоящий момент исследователи распола­гают сведениями о его жизни, укладывающимися в 26-летний пе­риод (правда, с большими хронологическими разрывами).

Основ­ной объем данных относится к 1594-1606 гг. - эпохе правления Бориса Годунова и начальному этапу Смутного времени. Профес­сиональный дипломат (в его послужном списке - участие в пяти

посольствах, причем в трех случаях - в качестве главы миссии),

А.И.Власьев пользовался доверием как царя Бориса, так и его про­тивника и преемника Лжедмитрия, ценивших его опыт и образо­ванность (по предположению Ю.А.Лимонова, Власьев владел латы­нью и немецким языком)1.

Афанасий Иванович Власьев происходил, вероятно, из дьячес- кой семьи. Отцом его был, возможно, дьяк Ямского прихода Иван Власьев, упоминающийся в документах в 1579 г.2 Дьяком был и родной брат Афанасия Ивановича - Богдан Власьев, служивший на рубеже XVI-XVII вв. в Галицкой и Владимирской четвертях3. Род­ство Афанасия и Богдана Власьевых удалось подтвердить на осно­вании текста отрывка дела об извете на Богдана Бельского: пере­водчик Посольского приказа А.Андреев показывал, что «его дьяк Офонасей Власьев к брату своему к Богдану ко Власьеву на подво­рье посылал...»4. До назначения на должность судьи Посольского приказа (1601 г.) из всех посольских дьяков эпохи Смуты Афанасий Власьев имел самый длительный опыт работы в приказной системе (не менее 17 лет). Первые упоминания о его службе относятся к 1584 г., когда Афанасий Иванович был подьячим Мастерской пала­ты (по предположению С.Б.Веселовского)5. По всей видимости, вскоре он был переведен в Посольский приказ: в 1594 г., когда ру­ководителем дипломатического ведомства являлся Василий Яковле­вич Щелкалов, Афанасий Власьев числился первым по денежному жалованью и поместному окладу подьячим Посольского приказа. Ha тот момент его жалованье составляло 50 рублей, кроме того, он бьиі поверстан поместьем в 500 четей6. Косвенным подтверждением того, что Афанасий Власьев к 1594 г. имел опыт работы в диплома­тическом ведомстве, является тот факт, что в феврале (по другим данным - в апреле) 1595 г. он был отправлен в составе посольства в Империю ко двору Рудольфа II, причем А.И.Власьев был одним из руководителей этой миссии и именовался дьяком. Интересно, что в состав посольства Афанасий Иванович был включен еще бу­дучи подьячим: в разрядной книге сохранилась запись о том, что «послал государь к цысарю хрестьянскому к Рудельфу... в дьячье место подьячево Офонасья Власьева - а как он пришол ис Цысар, и государь ево пожаловал во дьяки»7. Отправляясь в посольство, Афанасий Власьев получил «на подмогу» 100 рублей. Перед посла­ми М.И.Вельяминовым и А.И.Власьевым были поставлены непрос­тые задачи: побудить империю Габсбургов к вступлению в войну против Турции, убедить императора в поддержке Московского го­сударства, но при этом добиться того, чтобы участие Москвы в «антитурецкой коалиции» было ограничено финансовой помощью Рудольфу II. B качестве этой «подмоги» из Москвы с послами были отправлены меха, оцененные пражскими купцами в 400.000 рублей (причем некоторые меха, по причине их дороговизны, так и не бы­ли оценены). B ноябре 1595 г. российские дипломаты возвратились в Москву8, не сумев достичь поставленных перед ними целей, HO позднее, в 1614 г., в грамоте, отправленной к императору Матвею с гонцом Иваном Фоминым, московское правительство напоминало о том, как царь Федор Иванович оказал «цесарю» помощь «казною»9.

Неудача миссии 1595 г. не оказала отрицательного влияния на дальнейшую карьеру Афанасия Власьева - ему официально был пожалован дьяческий чин, а в апреле 1596 г. он упоминается в ка­честве дьяка приказа Казанского и Мещерского дворца. 19 сентяб­ря 1597 r. А.И.Власьев являлся еще дьяком, а спустя полгода, 25 мая 1598 г., уже имел чин думного дьяка10 (можно предполо­жить, что думный чин был пожалован Власьеву в связи с избрани­ем на престол Бориса Годунова).

Несмотря на то, что вплоть до 1603 г. А.И.Власьев числился думным дьяком приказа Казанского и Мещерского дворца, его ру­ководство этим ведомством временами, по-видимому, носило но­минальный характер в связи с тем, что, будучи опытным диплома­том, он периодически привлекался к работе на внешнеполитичес­ком поприще. Так, 19 июля 1597 г., дьяк Власьев присутствовал на дворцовом приеме императорского посла (он был в составе «первой встречи», высланной к Аврааму Бурграфу)11. Аналогичное поруче­ние Власьев выполнял в следующем, 1598 г., во время пребывания в Москве датского посольства. B мае 1598 г. Афанасий Иванович бьиі участником похода Бориса Годунова под Серпухов12.

Спустя год, 28 июня 1599 г., Афанасий Власьев, на этот раз как глава посольства, вновь отправился в Империю. Официальной за­дачей Власьева являлось извещение императора Рудольфа о воца­рении Бориса Годунова. Истинной целью его миссии было добить­ся того, чтобы Империя объявила войну Речи Посполитой, с кото­рой у Московского государства в то время вновь обострились от­ношения. Б.Н.Флоря в своей работе, посвященной истории этого посольства, показал, что при постановке задачи руководство По­сольского приказа следовало прежним представлениям об империи Габсбургов как о естественном союзнике против Польши. Однако в 1599 г. внешнеполитическая ситуация кардинально изменилась: польский король Сигизмунд III стал проводить дипломатический курс на сближение и союз со Священной Римской империей13. Вследствие этого миссия А.И.Власьева окончилась провалом. He удалось ему выполнить и другое тайное поручение царя Бориса: достигнуть договоренности о заключении брака эрцгерцога Макси­милиана с Ксенией Годуновой. Помимо посольства при импера­торском дворе, Афанасий Иванович посетил также вольные северо­германские города. B Гамбурге, через который проезжало российс­кая миссия, Власьева встретили с большим почетом - позднее, в грамоте 1614 г. власти этого города напоминали царю Михаилу: «был в нашем городе тому тринатцать лет посол с Москвы Офона- сей Иванович Власьев, и мы ему для Московского государства и для государя, которой в те поры был на государстве, великую по­честь воздали»14. Почетный прием московского посольства в этом вольном городе объясняется заинтересованностью городских влас­тей в торговле с Российским государством. B мае 1600 г. посольство Власьева было отпущено из Германии и прибыло в Москву 29 июля того же года15.

Несмотря на неудачу миссии 1599-1600 гг., дьяк Власьев про­должил продвижение по служебной лестнице: по предположению С.А.Белокурова, по возвращении в 1600 г. в столицу, он был назна­чен вторым посольским дьяком, поскольку он упоминается как посольский дьяк 17 января 1601 г., еще до опалы Василия Щелка- лова16. Версия о назначении Афанасия Ивановича заместителем судьи Посольского приказа подтверждается тем, что он вместе с

В.Я.Щелкаловым входил в ответную комиссию на переговорах с иностранным дипломатом. B 1600/01 г. в Москву прибыл английс­кий посол Ричард Ли. B документации Посольского приказа было отмечено, что «в ответ высылал государь к послу боярина Ивана Василевича Годунова, ...окольничей Михайло Глебов Салтыков.., печатник и посольской дьяк Василей Щелкалов, думной дьяк Офо- насей Власьев»17. Вместе с Щелкаловым Власьев участвовал в 1600­1601 гг. в переговорах с польским послом Львом Сапегой, а затем, в феврале 1601 г. - с шведским послом Юрием Клаусовым18.

Спустя год по возвращении из Германии, в 1601 г., Афанасий Иванович Власьев был поставлен во главе Посольского приказа. Назначение его на этот пост было связано с опалой прежнего судьи приказа - Василия Яковлевича Щелкалова, руководившего внеш­ней политикой Московского государства с 1594 г. Это событие произошло, по всей видимости, весной 1601 г. - в конце наказа послам И.Ржевскому и П.Дмитриеву, отправленным в Данию в мае 1601 г., стоит подпись Афанасия Власьева19. Уже в качестве главы дипломатического ведомства А.И.Власьев принимал 28 мая 1601 г. в Посольском приказе датского гонца Нильса Ириксона. 21 июня 1601 г. дьяк Власьев расспрашивал гонца у себя в приказе и в тот же день присутствовал на данной ему аудиенции20. B качестве гла­вы дипломатического ведомства Власьев продолжал переговоры со шведским послом Юрием Клаусовым - позднее, в 1616 г., на пере­говорах шведские дипломаты напоминали, что Борис Годунов, не желая подтверждать условий Тявзинского мирного договора 1595 г., «велел посольскому дьяку Офонасью Власьеву послом их отказати, и хотел послов их отпустить к себе пеших»21.

Вскоре после этого, в августе 1601 г., думный посольский дьяк Власьев вновь отбыл за границу - в составе посольства М.Г.Салтыкова-Морозова в Польшу. B российской дипломатичес­кой практике это был первый случай, когда за границу был отправ­лен глава внешнеполитического ведомства. B январе 1602 г. по­сольство возвратилось в Москву, добившись ратификации договора с Речью Посполитой о перемирии на 20 лет22 По всей видимости, вскоре после возвращения из Польши, Афанасий Иванович при­нимал датских послов Нильса Kpaxa и Клауса Пошлиха: в выписке из датских книг и столбцов было отмечено, что послы прибыли в Москву в 7110 г. , и посольский дьяк выслал к ним са­ни23 (следовательно, встреча датского посольства происходила в первые месяцы 1602 г.)

Интересно, что во время одного из посольств за границу Афана­сий Власьев нанял на российскую службу капитана Жака Маржере- та, опубликовавшего позднее свои «Записки» - один из интерес­нейших источников по истории России эпохи Смуты. Ю.А.Ли- монов в статье о Маржерете предположил, что посольский дьяк нанял французского капитана в Польше, указав при этом, что найм был осуществлен в 1600 г.24 Однако, в 1600 г. Афанасий Власьев не был в Польше - в том году он возвращался из Империи в Москву. Материалы делопроизводства Посольского приказа позволяют ут­верждать, что Жак Маржерет был нанят Афанасием Ивановичем именно во время посольства в Империю в 1599-1600 гг. (как указы­вали посланнику от иностранных наемников представители Второ­го ополчения в августе 1612 г.)25

Далее в биографии Афанасия Власьева следует не вполне ясный момент. B «Описи архива Посольского приказа 1614 года» бьиі за­фиксирован «Столп 110-го году, отпуск к цесарю послан­ника Офонасья Власьева, сверху того столпа отодрано и не сыска­но»26. Документация этой миссии до наших дней не сохранилась. «Новый летописец» подтверждает факт пребывания Власьева в 1602 г. за рубежом (согласно этому источнику посольский дьяк в 1602 г. был с посольством в Дании): «Посылал царь Борис в Датц- кую землю дьяка Афанасия Власьева просить у короля датцкого брата его..., чтобы отпустил его в Московское государство. ...Король же Афанасия отпустил к Москве вскоре... Афанасий же пришел вскоре к Москве и возвестил про него [королевича. - ДЛ\ царю Борису. Царь же...послал тотчас на встречу бояр Михаила

Глебова сына Салтыкова, да того же Афанасия Власьева... Они же пришли в Ивангород, и сотворили все по велению Бориса...»27. За­пись в Разрядной книге 1550-1636 гг. также дает основания пред­положить, что в 1602 г. Власьев побывал за границей - в описании приезда в Москву в 1602 г. датского королевича было указано: «А с королевичем шол государев посланник [курсив мой. - Д.Л.) думной диак Офонасей Иванов сын Власьев»28. Следовательно, несколько независимых источников дают косвенные указания на факт поезд­ки А.И.Власьева в 1602 г. за рубеж.

Временные рамки этого предполагаемого посольства должны быть заключены между январем 1602 г., когда А. Власьев вернулся в Москву из Польши, и июнем 1602 г., когда ему было поручено встречать датского королевича Иоганна. Однако материалы делоп­роизводства Посольского приказа свидетельствуют о том, что после возвращения из Польши в январе 1602 г. Афанасий Власьев до 1603 г. не покидал пределов Российского государства. Так, 28 марта 1602 г. в Посольский приказ к нему была отправлена отписка; 9 июня 1602 г. в Новгород из Москвы была отправлена грамота за приписью А.Власьева29. Таким образом, указания «Описи 1614 го­да», Разрядной книги и «Нового летописца» на участие Афанасия Власьева в 1602 г. в посольстве за границу (в Империю или Данию) являются ошибочными.

Когда Борис Годунов получил известие о скором приезде в Московское государство датского королевича Иоганна, который должен был стать супругом Ксении Годуновой, Афанасию Ивано­вичу было поручено встретить принца у границы. 23 июня 1602 г. М.Г.Салтыков и А.И.Власьев выехали из столицы; 28 июня они уже были в Новгороде, а 1 июля - в Ивангороде30. 11 августа 1602 г. королевич прибыл в Ивангород и бьиі встречен посланцами Бориса Годунова. Посольскому дьяку Власьеву было поручено ознакомить датского принца с русскими обычаями31. С.А.Белокуров указывает, что Власьев вернулся в Москву около 18 сентября (т.е. вместе с Иоганном)32. Однако есть основания утверждать, что посольский дьяк возвратился в столицу несколько раньше. Отписка лиц, со­провождавших принца Иоганна, о событиях 20 августа 1602 г. еще бьша написана от имени М.Г.Салтыкова и А.И.Власьева; отписка же от 22 августа была отправлена в Москву одним Салтыковым. Афанасий Власьев покинул королевича по царскому указу, не дое­хав до Новгорода, и отправился к Борису Годунову, чтобы доло­жить ему о внешности жениха царевны33. Посольскому дьяку было велено как можно скорее явиться к царю, который находился в это время в отъезде из Москвы - в делопроизводстве Посольского приказа сохранилась «Память думному дьяку Офонасью Власьеву, чтоб еси ехал к государю... да к сыну его... царевичу... по приезде прямо на стан, где государей сведает, а к Москве б еси однолично не заезжал»34. Таким образом, Власьев вернулся в столицу раньше королевича Иоганна (вероятно, он должен бьш принять участие в подготовке церемонии встречи датского принца).

Вместе с королевичем в Москву прибыл датский посол Аксель Гюленштерна, который привез с собой чертеж, в соответствии C которым датская сторона предлагала произвести размежевание рус­ско-датской границы в Лапландии. B ответную комиссию к Гю- ленштерне был назначен Афанасий Власьев, который в ходе пере­говоров высказал свои возражения, отметив, что по чертежу, пред­ставленному датским дипломатом, к Дании отходят давние владе­ния Московского государства, в том числе и Кольский острог. Пе­реговоры затянулись, и 18 января 1603 г. по указу Бориса Годунова А.И.Власьев ездил на подворье к датским послам сообщить о том, что царь готов пойти на некоторые компромиссы35. Параллельно Афанасию Власьеву приходилось вести переговоры и с другими дипломатами. B начале 1603 г. он принимал в Посольском приказе кабардинского мурзу Сунчалея Янглычева и посла тарковского шевкала Абреима; посольский дьяк участвовал в аудиенции им и 24 февраля 1603 г. отпустил этих дипломатов из Москвы36.

После скоропостижной смерти королевича (в октябре 1602 г.), на Афанасия Ивановича было возложено нелегкое поручение - официально известить о случившемся датского короля Христиана. B связи с этим в июле 1603 г. Власьев отправился в очередное по­сольство - в Копенгаген37. Безусловно, весть о смерти принца Иоганна была лишь поводом для отправления посольства: со дня смерти королевича до отбытия Власьева в Данию прошло около 9- ти месяцев, а свита Иоганна была отпущена в Данию значительно раньше. Скорее, миссия Власьева была ответом на посольство А.Гюленштерны. Из более поздних документов архива Посольского приказа известно, что во время посольства Афанасий Иванович вел переговоры по вопросу, поднятому в 1602 г. в Москве - «о рубежах Лопские земли»38. Согласно зарубежным источникам, думный дьяк, помимо этого, выступил от лица русского царя с очередным брач­ным проектом: новым женихом царевны Ксении должен бьиі стать один из сыновей голштинского герцога или бранденбургского кур­фюрста. Переговоры в Копенгагене продолжались с октября 1603 г. по январь 1604 г. После этого Власьев выехал в Любек, где провел около двух месяцев, а затем отправился в обратный путь39.

Документация этого посольства не сохранилась, однако по дан­ным «Описи 1614 года» можно сделать вывод о том, что А.И.Власьев на этот раз побывал не только в Дании, но и при дво­ре императора Рудольфа: в описи отмечены две грамоты «от Py- дельфа-цесаря к царю Борису, з дьяком с Офонасьем Власьевым, во 112-м году», а также «грамота Максимлияна, цесарева брата римского, к царю Борису, с Офонасьем Власьевым, об ево отпуске, как он бьиі у цесаря, писано во 112-м году»40. Косвенным подтверждением того, что в 1603-1604 гг. Власьев был с посоль­ством в Империи, является следующий факт. Приехавший в ноябре 1603 г. к русской границе терновский митрополит Дионисий зая­вил, что он прибыл «для твоего, государева, ...великого тайново дела, о чом ты, государь, ...писал и посылал к цесарю; да и листы деи к тебе, ко государю, ...от цысаря есть...»41. При этом, несмотря на важность миссии митрополита Дионисия, он получил разреше­ние выехать в Москву лишь в мае 1604 г., уже после возвращения Афанасия Власьева из посольства42. Подобная задержка иностран­ного посла (на полгода) до приема в столице была необычным яв­лением в практике Посольского приказа рубежа XVl-XVII столе­тий. Вероятно, в Москве хотели прежде дождаться своего послан­ника и узнать от него о ходе тайных переговоров (судя по словам Дионисия, речь шла о заключении союза Российского государства, Империи и Крымского ханства), а уже после выслушать импера­торского дипломата. Другим косвенным подтверждением факта пребывания Власьева в Империи является упоминание Петра Пет- рея о том, что Борис Годунов, ища помощи против самозванца, «...отправил послов к римскому императору и датскому королю»43. Правда, Петрей ошибочно относит отправление этой миссии к концу 1604 г. Интересно, что аналогичная ошибка была допущена при составлении «Описи 1626 года», где упоминаются «7 тетратей, не переплетены, статейного списка, как ходил дьяк Офонасей Вла­сьев к цысарю Христьянскому в посольстве во 113-м году декабря с 14-го числа июля по 14 число»44. Хронология миссии, указанная в описи, безусловно, ошибочна: в декабре 1604 - июле 1605 гг. Афа­насий Иванович находился в Московском государстве, что доку­ментально подтверждается материалами делопроизводства Посоль­ского приказа. По всей вероятности, составители описи допустили ошибку в один год: речь должна идти не о 113-м, а о 112-м годе B это время А.И.Власьев действительно находился за границей. Вероятно, исполнив посольство при дворе датского ко­роля, он в декабре 1603 г. (или в январе 1604 г. по зарубежным ис­точникам - подобное расхождение в датах вполне допустимо) от­правился в Империю (вольный город Любек был частью империи Габсбургов) и был принят императором Рудольфом и эрцгерцогом Максимилианом, от которых и привез в Москву грамоты. Это по­зволяет объяснить и странную задержку Власьева в Любеке (около двух месяцев): посол возвращался на родину не морским путем, а по суше, и дожидаться наступления весны в данном случае не было необходимости. He вполне ясной является последняя дата статей­ного списка Власьева, указанная в описи - 14 июля (он возвратил­ся в Москву в апреле 1604 г.) Возможно, в статейный список А.Власьева были внесены также материалы, связанные с приездом имперского посланника митрополита Дионисия, переговоры с ко­торым велись в Москве в июне - июле 1604 г.

Возвращаясь из Дании в начале 1604 г., А.Власьев узнал в Лю­беке, что на территории Прибалтики, через которую он намеревал­ся проехать в пределы Московского государства, ведутся боевые действия между Польшей и Швецией. Из предосторожности дьяк Власьев оставил в Любеке запечатанную коробку с «посольским нарядом», которую городские власти обязались прислать в Иванго­род морским путем в этом же году45. Однако начавшаяся вскоре в России Смута задержала решение этого вопроса на 12 лет: коробка с «посольской рухлядью» была доставлена немецкими купцами в Архангельск лишь летом 1616 г.46 Опасения Афанасия Ивановича не были беспочвенны: польский король Сигизмунд, поддерживав­ший претендента на российский престол Лжедмитрия, 15 марта 1604 г. отдал распоряжение арестовать возвращавшегося через При­балтику посла на том основании, что последний не запросил раз­решения на проезд у польских властей. Позиция большинства се­наторов и шляхты, не желавших обострения русско-польских от­ношений, заставила короля отказаться от этого намерения47.

Едва вернувшись в Москву, А.И.Власьев вновь включается в ра­боту Посольского приказа. 18 апреля 1604 г. по царской грамоте отписку должны были доставить в Посольский приказ дьяку Влась­еву. 21 апреля 1604 г. А.И.Власьев бьиі участником аудиенции гру­зинскому послу Кириллу Ксантопуло и персидскому посланнику Лачин-беку48; 23 апреля в Смоленске была получена грамота за приписью Афанасия Ивановича49; 26 апреля приставу при гречес­ких старцах было предписано сообщить о своем прибытии к Моск­ве Афанасию Власьеву50. B мае 1604 г. русским послам в Грузию М.И.Татищеву и дьяку А.Иванову бьиі послан наказ, а также рос­пись посольской документации и подарков грузинским князьям «за Офонасья печатью»51. 6 мая посольский дьяк присутствовал на аудиенции, данной царем грекам, приехавшим за милостыней (ему было поручено принять у них грамоты и иконы, привезенные в подарок царю)52. 9 мая черниговские воеводы получили грамоту, подписанную Власьевым53, 14 мая 1604 г. в Ивангород, в связи с известием о скором приезде германского посольства, была отправ­лена кормовая роспись за приписью Афанасия Власьева54. 3 июня 1604 г. Власьев присутствовал на приеме имперского гонца Балсара Мерла (думному дьяку было поручено принять у гонца грамоту и сказать речь от имени Бориса Годунова)55, 24 июня эти же функ­ции А.И.Власьев выполнял во время приезда во дворец терновского митрополита Дионисия56. 17 июля 1604 г. за приписью посольского дьяка Власьева была отправлена кормовая роспись в Архангельск, куда прибыло английское посольство57 12 сентября Афанасий Ива­нович принял участие в аудиенции крымскому гонцу Ян - Ахмет Челибею, 28 ноября 1604 г., 17 и 28 марта 1605 г. принимал крымс­ких гонцов в Посольском приказе и на Казенном дворе58. 11 ок­тября Власьев бьиі участником аудиенции английскому послу То­масу Смиту59. 10 ноября 1604 г. в Астрахань была прислана состав­ленная Афанасием Власьевым роспись подарков ногайскому князю Иштереку и его родственникам и приближенным60.

Иностранцы в своих письмах именовали влиятельного посольс­кого дьяка «канцлером»61, хотя в прежние времена подобным титу­лом наделялись печатники - хранители государственной печати. Однако Власьев не был произведен в печатники, и эта должность оставалась «вакантной» с 1601 г., когда подвергся опале прежний печатник В.Я.Щелкалов, до 1605 г., когда этот чин был пожалован Лжедмитрием дьяку Б.Сутупову62. Титулование же А.И.Власьева «канцлером» со стороны иностранцев объясняется, вероятно, тем, что государственная печать, за отсутствием печатника, находилась в Посольском приказе, то есть фактически была под контролем дум­ного посольского дьяка. Подтверждением тому, что государствен­ная печать в годы, предшествующие Смуте, хранилась в диплома­тическом ведомстве, служат слова, записанные в наказ послам кня­зю Г.К.Волконскому и дьяку А.Иванову, отправленным в июне 1606 г. в Польшу. Русские дипломаты должны были сказать, что Лжедмитрий забрал печати «ис приказу, где они бывают, к себе»63. Позднее, в конце 1607 г., во время переговоров с польскими по­сланниками С.Витовским и Я.Соколинским, было сказано более определенно: «...и печатал тот Bop те грамоты у себя, взяв все печа­ти ис Посольские полаты...»64. Таким образом, именование А.И.Власьева «великим канцлером», с точки зрения иностранцев, было вполне обоснованным, хотя формально Афанасий Иванович и не был пожалован чином печатника.

Находясь во главе дипломатического ведомства, А.И.Власьев за­ботился не только о решении текущих внешнеполитических задач, но и стремился подготовить кадры для дальнейшей работы приказа. Именно во время руководства Власьева Посольским приказом за границу впервые были отправлены на обучение русские люди. Конрад Буссов сообщал, что по велению Бориса Годунова 18 детей боярских были отправлены для изучения иностранных языков в Любек, Англию и Францию65. Документально подтверждается факт направления на обучение четырех человек в Англию и пяти - в Любек66. Материалы Посольского приказа показывают, что главной целью обучения было именно овладение иностранными языками. B конце 1606 г. в Любек была отправлена грамота, в которой излага­лось требование царя Василия Шуйского отпустить на родину «робят руских», когда «выучат накрепко грамоте и языку»67. B 1617 г. в Англии русскому посланнику было наказано говорить: «В прошлом в 111-м году...посланы из Московского госу­дарства в Аглинскую землю для науки латынскому, и аглинскому, и иных розных неметцких языков и грамоте...четыре человеки»68. Очевидно, выучив за границей иностранные языки, русские дети боярские, по замыслу А.И.Власьева, должны были стать переводчи­ками Посольского приказа.

Контактируя с иностранцами по долгу службы, Власьев держал иноземцев и у себя в услужении. Известно, что у него служил не­кий Бажен Иванов (француз по национальности), которого «вывез с собою из Цесарские земли диак Офонасей Власьев». Впослед­ствии, в 1609 г., Б. Иванов бьш определен переводчиком в Посоль­ский приказ69. Помимо Бажена Иванова, у Афанасия Власьева бьиі в услужении и другой иностранец - голштинец Ганс Лакман (или Анца Матвеев). Афанасий Иванович привез его в Москву из Любе­ка, возвращаясь в 1600 г. из посольства в Империю. По показаниям самого голштинца, «...жил он у Офонасья во дворе 6 лет, и на вся­кие посылки в поместья и в вотчины его Офонасей надзирать над прикащики своими для всяких дел посылал». Позднее Лакман уехал в Данию и служил переводчиком у датского короля, но в 1617 г. вновь вернулся на службу в Московское государство70. Та­ким образом, Афанасий Власьев стал одним из первых представи­телей московской верхушки, нанимавших на службу европейцев. B отношениях со слугами посольский дьяк порой бывал жесток. Так, вышеупомянутый Ганс Лакман был вынужден бежать от своего господина после того, как тот, в ответ на просьбу отпустить его на родину, распорядился посадить слугу в «железа» и пригрозил со­слать в Сибирь71.

Пользуясь доверием царя Бориса Годунова, А.И.Власьев получал от него поручения не только дипломатического характера. B 1600/01 г. он был отправлен царем к упоминавшемуся выше анг­лийскому послу Ричарду Ли «розпрашивати о тайном деле - о сва­танье: хто у королевны ее королевнина родства братья, и сестры, и племянники, и племянницы... И каким обычаем о том королевна хочет радети и промышляти». Сохранившиеся в посольской книге сведения о переговорах А.Власьева с Р.Ли позволяют охарактеризо­вать Афанасия Ивановича как опытного и настойчивого дипломата. Дьяк сказал послу, «что присылал ко государю Рудельф цесарь римской, и брат его арцыкнязь Максимилиян, и Жигимонт король польской, и иные великие государи с великим прошеньем, чтоб государь изволил дати за кого из них дочь свою...И он бы, посол, похотя к себе государского жалованья, о том объявил: есть ли у королевны в ее государстве или в ыных в которых государствах родства ее ближнего которых великих государей дети и братья...». Посол не желал отвечать на этот вопрос, отговариваясь тем, что об этом не было сказано в его наказе, но Власьев продолжал настаи­вать: «И Офонасей послу говорил о том накрепко всякими мерами, чтоб он про то объявил подлинно, не опасаясь ничего, а те его речи неизносны и скрыты будут тайно»72. B конечном итоге Афанасий Иванович добился решения поставленной перед ним Борисом Го­дуновым задачи. 0 высокой степени доверия царя к судье Посольс­кого приказа свидетельствует также то, что именно через руки Вла­сьева проходили документы, связанные со ссылкой семейства Рома­новых в 1601-1605 гг.73 B 1601 г. братья Власьевы приняли активное участие в следственном деле над Богданом Бельским74 Конрад Буссов указывает, что А.И.Власьеву Борис Годунов летом 1604 г. тайно по­ручил узнать о значении появившейся в небе кометы от выписанного из Лифляндии астролога75. Свидетельством того, что Власьев отно­сился к числу доверенных лиц царя Бориса Федоровича, является следующий факт: когда приехавший из Империи терновский митро­полит Дионисий заявил, что он уполномочен императором Рудоль­фом говорить «о великих тайных делех», на переговоры к нему 26 июня 1604 г. были высланы Ф.И.Мстиславский, Д.И.Шуйский (самые родовитые люди в Боярской Думе), С.В.Годунов, С.Н.Годунов (родственники царя) и посольский дьяк А.И. Власьев76.

Ha государевой службе постепенно укреплялось имущественное положение Афанасия Ивановича: в 1594 г. его поместный оклад равнялся 500 четям земли; спустя десять лет, в 1604 г., размеры его земельных владений выросли до 900 четей (судя по тому, что осе­нью этого года он должен был выставить в поход против самозван­ца девять человек)77. B документах упоминается также купленная вотчина жены А.И.Власьева, находившаяся в Боровском уезде78.

Участия в походе против «расстриги» Власьев не принял: выше упоминалось, что осенью 1604 г. он оставался в Москве, занимаясь дипломатическими делами. Однако, Афанасию Ивановичу все же пришлось совершить поездку в Северские земли. Произошло это, по-видимому, в конце февраля - начале марта 1605 г. B описании поездки в Москву английского посла Томаса Смита было написа­но, что дипломат в середине февраля 1605 г. отправил к Власьеву письмо с просьбой об отпуске, причем автор записей отметил, что посольский дьяк через два дня после этого должен бьиі отбыть K месту военных действий «с весьма важным поручением». Вскоре по возвращении Власьева в столицу, английскому послу была дана аудиенция79. Дело о пребывании при дворе Бориса Годунова по­сольства Т.Смита сохранилось до наших дней, и в нем действи­тельно указано, что английский посол обращался к Власьеву с письмом 19 февраля, а 10 марта 1605 г. Смиту была дана аудиен­ция80. Следовательно, Афанасий Власьев отсутствовал в Москве в течение примерно двух недель: последней недели февраля и первой недели марта 1605 г. Цель его поездки известна - в Разрядных книгах сохранилась запись: «И бояре и воеводы тогды от Рылска отошли в Севской, и государь послал к боярам с речью, и пенять, и распрашивать, для чего от Рылска отошли, окольничего Петра Ни­китича Шереметева да думного дьяка Офонасия Власьева»81. Исаак Macca отмечал также, что с Власьевым была отправлена большая сумма денег для раздачи войску, кроме того, посольский дьяк вез с собой письмо короля Сигизмунда, в котором утверждалось, что Польша не оказывает никакой помощи Лжедмитрию82. Последний факт свидетельствует о том, что царь Борис Федорович продолжал доверять Власьеву до конца своей жизни.

Возвратившись в Москву, незадолго до смерти Бориса Годунова, Власьев продолжил переговоры с английским послом Томасом Смитом. B посольской книге было записано: «а как царь Борис велел аглинскому послу князю Томосу Смиту быти у себя на от­пуске, и в те поры выслал к нему с ответом бояр Степана Василье­вича Годунова, да Петра Федоровича Басманова, да окольничего князя Ивана Дмитреевича Хворостинина, да дьяка Офонасья Вла­сьева»83. Указанная аудиенция и переговоры, как указывалось вы­ше, имели место 10 марта 1605 г.84

После кончины (13 апреля 1605 г.) Бориса Годунова царем был провозглашен его сын, Федор Борисович, который не пользовался таким авторитетом, как его покойный отец. Тем не менее Афана­сий Власьев усердно служил и царю Федору: о восшествии на пре­стол нового государя был немедленно оповещен незадолго до того отпущенный из Москвы английский посланник Томас Смит (его грамота с поздравлением царю Федору была написана в Вологде уже 20 апреля 1605 г., через неделю после смерти Бориса Годуно­ва)85. По этой причине трудно поверить в справедливость слов не­которых современников, обвинявших Афанасия Ивановича в изме­не династии Годуновых (в частности утверждалось, что посольский дьяк еще в 1601 г., во время переговоров C польским послом Львом

Сапегой в Москве, договорился с польскими панами уничтожить Годуновых руками самозванца)86. Косвенным доказательством не­причастности Власьева к «антигодуновскому заговору» (если такой существовал в действительности) является то, что к Лжедмитрию в Тулу он отправился лишь в июне 1605 г., после свержения Федора Борисовича, в составе правительственной делегации: «А с Москвы встречали ево [Лжедмитрия. - Д.Л.] бояре князь Иван Михайлович Воротынской, да князь Ондрей Ондреевич Телетевской, да окольни­чий Петр Никитич Шереметев, да думной дьяк Офонасей Власьев; а с ними стольники, и дворяне большии, и изо всех чинов люди»87.

Первоначально, как и другие члены делегации, Власьев был встречен самозванцем довольно холодно, но вскоре новый царь пожаловал ему чин казначея, оставив при этом на посту главы По­сольского приказа. Ha польский манер А.И.Власьев именовался «подскарбей надворной и секретарь великой»88. Информация о по­жаловании ему Лжедмитрием окольничества, приведенная С.М.Соловьевым89, не находит подтверждения: как в начале прав­ления самозванца, так и накануне его гибели, Власьев именуется в материалах Посольского приказа и в разрядных записях «казначеем и посольским дьяком»90. При дворе Лжедмитрия А.И.Власьев был одним из самых влиятельных лиц. Бургомистры города Любека в октябре 1605 г. сообщали в своем письме в Бремен, что «Афанасий Иванович, прежний канцлер, у них опять в великой милости и оп­ределен главным казначеем и канцлером»91. Один из анонимных европейских авторов, живший в 1605-1606 гг. в Москве, приписы­вает причину помилования князя Василия Ивановича Шуйского, организовавшего в июне 1605 г. заговор против царя Димитрия, «заступничеству канцлера Афанасия Ивановича»92. Усиление влия­ния А.И.Власьева при дворе самозванца негативно воспринималось его современниками. Отрицательную характеристику дает Афана­сию Власьеву в своем «Временнике» Иван Тимофеев, писавший, что посольский дьяк служил Лжедмитрию «человекоугодливо ради гнилой чести от души и сердца». Возвышение Афанасия Ивановича при «расстриге» также вызвало осуждение со стороны автора «Временника»: «участник в тайных делах его [Лжедмитрия. - Д.Л.], Афанасий не по достоинству и несправедливо принял... некоторый сан и двойное к имени прибавление чести: он [Лжедмитрий. - Д.Л.] поставил его выше всех, хранителем и распорядителем всех находящихся в кладовых царских украшений и вручил ему всю царскую казну. Ero же, как видели некоторые, Самозванец назна­чил впоследствии и предшествующим себе, дав ему чин второго боярина, идущего с прочими перед лицом лжецаря; достойные высшего звания тайно и злобно завидовали чрезмерному, постоян-

но оказываемому ему возвышению»93. Голландец Исаак Масса, на­против, охарактеризовал Афанасия Власьева положительно, отме­тив, что посольский дьяк - «человек разумный, несколько раз бы­вавший посланником при дворе римского императора, ибо бьш образован и умел хорошо говорить»94. "

Как и при Борисе Годунове, в первые месяцы правления царя Димитрия Ивановича Афанасий Власьев активно работал на дип­ломатическом поприще: 8 июля 1605 г. он принимал в Посольском приказе крымских гонцов; 21 июля присутствовал на аудиенции, данной «расстригой» крымским гонцам, касимовскому царю Ураз- Магмету и шведскому королевичу Густаву; 6 августа слушал доклад пристава при крымских гонцах95.

Вскоре царь Дмитрий доверил А.И.Власьеву ответственную мис­сию: 16 августа 1605 г. он был назначен главой посольства в Речь Посполитую. Афанасий Иванович должен бьш от лица Лжедмитрия обручиться с Мариной Мнишек и привезти ее в Москву. 5 сентяб­ря Афанасий Иванович выехал из Москвы, сопровождаемый вну­шительной свитой: согласно данным польских источников, с Вла­сьевым в Польшу прибыло 230 человек при 330 лошадях96. Спустя два месяца после отправления, 9 ноября 1605 г., миссия прибыла в польскую столицу Краков. Через пять дней, 14 ноября, король Сигизмунд дал Власьеву аудиенцию, после чего посол вел перего­воры с польскими дипломатами (во главе которых стоял знакомый ему Лев Сапега). Основной темой переговоров стал вопрос о совме­стной борьбе Московского государства и Речи Посполитой против Османской империи: российский посол призывал к объединению усилий, чтобы «стараниями... великих государей христианство было освобождено из рук бусурман». Впрочем, окончательное решение этого вопроса посольский дьяк предлагал отложить до времени об­мена великими полномочными послами97. B процессе переговоров Афанасий Иванович высказал протест против «умаления» поляками царского титула. Позднее русские послы Г.К.Волконский и А.Иванов напоминали полякам: «И Офонасей с вами говорил о цесарском именованье, чтоб король к тому Bopy велел в своих гра­мотах писати и в речи говорити цесарем и самодержецем»98. Для доказательства прав Лжедмитрия на царский титул Афанасий Ива­нович привлек документы из архива Посольского приказа - в опи­сях 1614 и 1626 годов было записано: «В бумаге связано 11 грамот дацково короля, писаны к царю и великому князю Федору Ивано- вичю всеа Русии и к царю Борису с царским именованьем, были с Офонасьем Власьевым в Литве для царского именованья, грамоты и печати все целы»99.

Французский наемник капитан Жак Маржерет с похвалой отзы­вался о дипломатических способностях Власьева в связи с его поез­дкой в Польшу в качестве посла Лжедмитрия: «Афанасий приехал ко двору [Сигизмунда III. - Д.Л.] и провел переговоры так хорошо, что в Кракове была отпразднована свадьба, на которой присутство­вал сам польский король»100. 22 ноября 1605 г. произошло офици­альное обручение Власьева, представлявшего особу Лжедмитрия, с Мариной Мнишек. Bo время церемонии Афанасий Иванович выз­вал всеобщее недоумение, когда в ответ на вопрос, не обручен ли Димитрий с кем-либо, ответил: «Разве я знаю; царь ничего не по­ручил мне на этот счет». Лишь когда этот вопрос был задан ему вторично, Власьев ответил, что если бы государь был связан обе­щанием с кем-нибудь еще, то не послал бы его в Польшу. Повто­ряя за кардиналом латинские слова, Власьев удивил присутство­вавших поляков своим правильным произношением, показав, что знаком с латынью (по польским источникам, Власьев и посольство правил на латыни)101. Позднее, когда обряд был совершен, посол долго отказывался танцевать с Мариной Мнишек, ставшей с этого момента его государыней, говоря, что он недостоин такой чести; когда ему нужно было взять Марину за руку, он делал это только через платок102.

Вскоре после этого, 11 декабря 1605 г., Власьеву пришлось стать участником другой свадебной церемонии: думной дьяк представлял особу своего государя на свадьбе короля Сигизмунда и австрийской принцессы Констанции. При этом А.И.Власьев сумел настоять на том, чтобы на пиру он был посажен не только выше всех других послов, но и за одним столом с Сигизмундом III103. Поведение Власьева в Кракове позволяет охарактеризовать его как опытного политика и сторонника досконального соблюдения всех тонкостей дипломатического церемониала, не желающего ни на шаг отсту­пить от данного ему наказа. C другой стороны, Афанасий Ивано­вич всячески стремился продемонстрировать, что он не чужд вея­ниям европейской культуры. Так, например, помимо обычного корма, полагающегося русским дипломатам в Польше, думной дьяк попросил выдать ему пряности: шафран, гвоздику, имбирь104. По всей видимости, Власьеву удалось произвести впечатление на поля­ков, которые именовали его «греком»105.

После обручения Мнишеки отправились готовиться к поездке B Москву. По всей видимости, некоторое время в Самборе с ними жил и Афанасий Иванович. Известно, что находясь у сандомирско- го воеводы, Власьев встретился с персидским послом, возвращав­шимся из Империи через земли Речи Посполитой и Московского государства в Персию. Власьев в беседе с персидским дипломатом уведомил последнего о воцарении Димитрия Ивановича106. Затем Афанасий Власьев уехал из Самбора - он должен был дожидаться Мнишеков в Слониме. Однако приготовления к отъезду затяну­лись, и Афанасий Иванович бьиі вынужден написать Юрию Мни­шеку несколько писем с требованием выехать как можно скорее. Сохранились два послания А.И.Власьева, которые позволяют зак­лючить, что посольский дьяк обладал определенным литературным талантом, т.к. его письма к сандомирскому воеводе написаны в весьма изысканном стиле*. B частности, 15 января 1606 г., отвечая на письмо Юрия Мнишека, он пишет: «И яз, вычетчи ваш лист, не токмо что серцем, и душею скорблю и плачю о том, что все делает- ца не потому, как вы со мною договорились и как цесарскому ве­личеству по вашему договору писано. И великому государю наше­му... в том великая кручина, и, чаю, надо мною за то велит вели­кую опалу свою и казнь учинити, что вы долго замешкались». B связи с этим посол требовал ехать «наспех, нигде не мешкатн, и себя б ни в чем и лошадей не пожалети, поспешити наспех ехати: через стан, или как спешнее»107. Сандомирский воевода, в свою очередь, раздраженный настойчивостью посла, обратился к Лжед- митрию в своем послании от 4 апреля 1606 г. с жалобой на Власье­ва: «Господин Афанасий, посол вашего царского величества... пи­шет к вашему царскому величеству, что не исполняются его домо­гательства, дабы мы до вашего царского величества как наискорее поспешали. Ho и мы жалуемся... на него, понуждающего нас пере­летать к вашему царскому величеству, несмотря, что сие и для жен­ского пола несносно, и для меня, в разсуждении тяжкой моей бо­лезни, тягостно»108. Самозванец, также раздосадованный долгим отсутствием невесты, опалился на Афанасия Ивановича, однако тому удалось оправдаться - в Описи 1626 года была зафиксирована «отписка к Розстриге из Литвы от дияка Офанасья Власьева против ево Ростригины грамоты, что писал к нему с опалою; и под отпис­кою грамота, рука Ивана Грамотина, что опалу свою Розстрига дьяку Офонасью Власьеву отдал, писана во 114-м году»109. Нако­нец, пригрозив лично отправиться за Мнишеками, Власьев сумел добиться их выезда, и в начале мая 1606 г. царская невеста была доставлена в Москву. Сам Афанасий Иванович прибыл туда не­сколько раньше, 24 апреля, о чем Лжедмитрий немедленно извес­тил своего «нареченного тестя»110.

Вернувшись в столицу, А.И.Власьев вновь возглавил Посольс­кий приказ (в его отсутствие им руководил думный дьяк И.Т.Грамотин), а также Казенный приказ (наряду с ним казначеем был окольничий В.П.Головин). 3 мая 1606 г. он присутствовал на аудиенции, данной Лжедмитрием польским послам111; 8 мая Влась­ев принял участие в свадебной церемонии «царя Димитрия»: он, вместе с печатником Сутуповым, бросал золотые монеты в толпу112. Bo время венчания Лжедмитрия и Марины Мнишек произошел любопытный казус: входя в церковь, польский посол Н.Олес- ницкий снял с себя шапку. Афанасий Власьев предложил диплома­ту подержать его головной убор, а когда тот согласился, посольский дьяк распорядился унести шапку из церкви, опасаясь, что посол оденет ее и этим продемонстрирует свое неуважение к царю. Когда же посол попросил вернуть свой головной убор, Власьев ответил отказом, отшучиваясь фразами вроде: «Однако в церкви теперь не студено», «солнце тебя также не освещает, и ты видишь, здесь ник­то на голове не имеет шапки»113. Сам факт изъятия у посла голов­ного убора не был чем-то из ряда вон выходящим: Петр Петрей, описывая аудиенции у московских царей, отмечал, что «послы должны отдавать свои шапки служителю, пока не окончится цере­мония»114. Однако, Афанасий Иванович, вероятно, предполагал, что польский посол может ответить отказом на требование отдать головной убор, и поэтому предпочел прибегнуть к хитрости. Ha свадьбе Лжедмитрия и Марины Мнишек «казначей и посольский дияк Офонасей Иванович Власьев» сидел с боярами, окольничими и думными дьяками «под боярынями на лавке»115. B этот же день ему пришлось идти к польским послам Н.Олесницкому и А.Гонсевскому, которые в качестве условия своего присутствия на свадебном пиру потребовали, чтобы их посадили за один стол с царем. После того, как И.Т.Грамотину не удалось убедить послов отказаться от их притязаний, к ним бьиі направлен А.И.Власьев. B ответ на напоминание послов о том, что король Сигизмунд также сажал его за один стол с собою, выше папского легата, посольский дьяк в весьма резкой форме ответил, что он в тот момент представ­лял царя; на счет же папского легата заявил: «У нашего преславно­го цесаря каждый поп как ваш папа»116. После свадьбы, 13 мая 1606 г., Власьев был на балу у Лжедмитрия (причем он и князь Ва­силий Мосальский были единственными русскими людьми, при­глашенными на этот праздник)117. Незадолго до убийства Лжед­митрия, 15 мая 1606 г., А.И.Власьев бьиі назначен в «ответную па­лату» к вышеназванным польским послам, где обсуждался вопрос о совместных действиях Московского государства и Польши против Турции118. Согласно польским источникам, Власьев был одним из последних лиц, с кем говорил самозванец буквально перед своей гибелью, на рассвете 17 мая 1606 г.119

17 мая 1606 г., в ходе восстания, Лжедмитрий I был убит. Смерть самозванца практически подвела черту под карьерой

А.И.Власьева. Вскоре после гибели «розстриги» Афанасий Ивано­вич, скомпрометированный своей близостью к самозванцу, бьиі выслан из Москвы. Еще 17 мая он приходил с утешениями к Мнишекам, взятым под охрану на Посольском дворе, а 8 июля 1606 г. они были переведены на двор Власьева, «а самого посла, вскоре по смерти Дмитрия, сослали в опале в Сибирь»120. И.Масса указывает, что народ требовал казни Афанасия Власьева, в то время как вельможи выступали в его защиту121. По-видимому, с поста главы Посольского приказа А.И.Власьев бьиі смещен в первые же дни по свержении Лжедмитрия: в царской грамоте в Смоленск от 13 июня 1606 г. воеводам было приказано отдать отписку «в По­сольском приказе дьяку нашему Василию Телепневу»122. Кроме того, доказательством ранней опалы Власьева в самом начале цар­ствования Василия Шуйского служит наказ русским посланникам в Польшу Г.К.Волконскому и А.Иванову. Текст наказа составлялся в первые дни по свержении самозванца, так как посольству было велено выехать 8 июня 1606 г.123, то есть через три недели после убийства «расстриги». Тем не менее, в наказе уже содержится очень резкая характеристика бывшего посольского дьяка. B Посольском приказе было предусмотрено, что польская сторона на переговорах станет утверждать, будто польские власти были введены в заблуж­дение относительно самозванца, и в качестве довода будет ссылать­ся на миссию Афанасия Власьева, который «...посольство правил как есть от прямого государя... И грамоты пришли с тем Офонась­ем за печатью государя вашего за тою ж, которою прежние госуда­ри печатали»124. B этом случае русские посланники должны были отвечать: «А Офонасью Власьеву что было верити? Офонасей вор, разоритель вере христьянской, тому Bopy советник; поехал к госу­дарю вашему, Жигимонту королю, по его воле без сенатарей ведо­ма»125. Надо полагать, что на момент написания посольского нака­за А.И.Власьев уже был подвергнут опале.

Опала Афанасия Власьева была выражена в форме т.н. «почетной ссылки» - вместе с воеводой Н.В.Годуновым он был отправлен управлять городом Уфой. Однако высылка человека, за­нимавшего до этого ключевые посты в государстве в один из окра­инных городов была явным признаком немилости. Кроме того, с момента ссылки в разрядных документах Власьева перестают «писать с вичем» - в «Разрядных записях за Смутное время» запи­сано: «На Уфе: ...Офонасей Иванов сын Власьев», а в некоторых вариантах «Офонасей Власьев»126. Поляки, находившиеся в то вре­мя в Москве, не питали иллюзий относительно характера нового назначения А.И.Власьева, заявляя, что его «сослали в опале в Си­бирь»127. Московский двор Афанасия Ивановича был конфискован (на нем содержались под охраной люди Мнишеков). Ero имя ста­рались не употреблять в разговорах с поляками. B частности, во время переговоров с польскими посланниками в конце 1607 г., рус­ские дипломаты не упоминали Власьева в связи с русским посоль­ством в Польшу 1601-1602 гг., обходясь формулировкой «...Салтыков с товарищи»128. По всей видимости, активную и ус­пешную работу Афанасия Ивановича в сфере внешней политики трудно было увязать с образом «вора и разорителя веры», создавав­шегося для польской стороны. Впрочем, в дипломатической доку­ментации по связям с другими государствами имя А.И.Власьева продолжает употребляться и после его опалы: уже в июле 1606 г. Посольский приказ предпринимает попытку вернуть имущество, оставленное Власьевым в Любеке на обратном пути из Дании129. B Архангельске в 1614 г. при приездах иностранных посольств еще продолжали пользоваться кормовой росписью, присланной туда за приписью дьяка Афанасия Власьева130.

Опала Власьева продолжалась, по всей видимости, до конца царствования Василия Шуйского. После свержения царя Василия и избрания на российский престол польского королевича Владислава (1610 г.) Афанасий Иванович бил челом о возвращении ему двора и имения. Ha челобитную Власьева в январе 1611 г. королем Сигиз- мундом был дан положительный ответ; кроме того, А.И.Власьев был пожалован в думные дворяне. B «Описи 1626 года» было запи­сано: «Лист Офонасья Власьева, велено его взять к Москве и быти ему по-прежнему в казначеях и в думных дворянех»131. Дальнейшая судьба Афанасия Ивановича Власьева, одного из самых талантли­вых дипломатов Московского государства рубежа XVI-XVII вв., неизвестна.

Василий Григорьевич Телепнев. После свержения Лжедмитрия во главе Посольского приказа был поставлен дьяк Василий Григорье­вич Телепнев. Ero биография наименее изучена. Мы обладаем све­дениями лишь о последних семи годах жизни этого человека (1604­1611 гг.) Тем не менее, можно констатировать, что Василий Теле­пнев был человеком достаточно одаренным и не лишенным дипло­матического таланта. Ero карьерное продвижение к должности су­дьи Посольского приказа было самым стремительным для той эпо­хи; дипломатическим ведомством ему пришлось руководить в чрез­вычайно сложных условиях внутреннего и внешнеполитического кризиса Московского государства. Заняв пост судьи Посольского приказа с воцарением Василия Шуйского, Василий Телепнев верно служил этому государю и сошел с политической арены вскоре пос­ле его свержения.

Первое упоминание о В. Телепневе относится к началу июня

1604 г., когда в Москве находился имперский гонец Б.Мерл. По­дьячему Василию Телепневу было велено отнести на подворье к гонцу «опасную грамоту» для проезда в Москву императорского посла Г.Логау, вручить имперскому дипломату царское жалованье и вернуть кубки, которые тот подарил во время аудиенции царю Бо­рису Годунову и царевичу Федору Борисовичу132. Характер поруче­ния, данного Василию Телепневу, позволяет предположить, что в то время он уже являлся подьячим Посольского приказа. Второй раз подьячий В.Телепнев упоминается 14 октября 1604 г., когда он ездил на подворье к крымцам для переговоров о выкупе русских пленных, привезенных с собой крымскими гонцами. Спустя три месяца, 7 января 1605 г., он вновь отправился к гонцам: «...по при­казу дьяка Офонасья Власьева ездил Василей Телепнев на крымс­кой двор для договору тех же полоняников»133. Последняя цитата уже прямо свидетельствует о том, что В. Телепнев служил в подчи­нении у А.И.Власьева, т.е. в Посольском приказе. Интересно, что в росписи подьячих Посольского приказа, служивших в этом ведом­стве при А.И.Власьеве, имя В.Г.Телепнева не названо134. Вероятно, на момент составления росписи Телепнев был одним из молодых посольских подьячих, которые при составлении списка не были перечислены поименно. Ответственное поручение Василий Григо­рьевич выполнил также 19 марта 1605 г., когда был «ответной спи­сок послан к аглинскому послу ко князю Томосу Фомину с подья­чим с Васильем Телепневым»135.

Следующее упоминание о Василии Телепневе относится ко времени царствования Лжедмитрия I, когда Посольский приказ возглавлял И.Т.Грамотин, замещавший отбывшего с посольством в Польшу А.И.Власьева. Новый царь пожаловал в дьяки «старого» посольского подьячего П.Палицына, а на освободившееся место был переведен Василий Телепнев: «А как подьячему Петру Пали- цыну велено быть в дьяцех, и на ево место был в подьячих Василей Телепнев, а оклад ему бьиі поместной 500 чети, денег 50 рублев»136. Таким образом, В.Телепнев, недавно, вероятно, служивший «молодым» подьячим, сразу был переведен в «старые» подьячие с максимальным для приказной системы Московского государства начала XVII в. жалованьем. При этом он опередил в карьерном продвижении других подьячих Посольского приказа, из которых многие имели гораздо более значительный стаж работы в диплома­тическом ведомстве. Кроме того, Телепнев, вероятно, стал не про­сто «старым» подьячим, а «первым» подьячим, поскольку П.Палицын в отсутствие А.Иванова (находившегося до ноября

1605 г. с посольством в Грузии) был первым по списку подьячим

Посольского приказа. По всей вероятности, уже в качестве первого подьячего Василий Телепнев ходил по поручению Лжедмитрия на подворье к польскому посланнику А.Гонсевскому (находившемуся в Москве в октябре 1605 г.) Позднее, в январе 1608 г., во время переговоров в Москве, Гонсевский напоминал посольскому дьяку: «А ты, государской диак Василей, приезжал ко мне на посольской двор, как я был от государя своего прислан к тому небощику [Лжедмитрию. - Д.Л.] в посланникех, и говорил ты мне, выславляя того небощика, что он прямой государь ваш, прироженной, милос­тивой и храброй государь»137.

По свержении Лжедмитрия, вскоре после воцарения Василия Шуйского, Василий Григорьевич Телепнев возглавил Посольский приказ вместо опального Афанасия Ивановича Власьева. B спра­вочнике С.К.Богоявленского указано, что судьей Посольского при­каза В.Телепнев стал 14 февраля 1606 г.138, т.е. еще в царствование самозванца. Однако, эти сведения ошибочны: в документации По­сольского приказа думным дьяком этого ведомства вплоть до воз­вращения из Польши А.И.Власьева именуется И.Т.Грамотин139. He подтверждается и информация С.Б.Веселовского, указавшего, что Телепнев возглавлял дипломатическое ведомство с 25 февраля 1607 г.140 - как указывалось выше, первое упоминание о Василии Телепневе в качестве посольского дьяка относится уже к 13 июня

1606 г., когда смоленским воеводам было указано «...отписку отдати в Посольском приказе дьяку нашему Василью Телепневу»141. 25 июня 1606 г. к воеводам Ф.И.Шереметеву и И.Н.Салтыкову, шедшим в Астрахань, была прислана от Телепнева грамота с распо­ряжением забрать у посланного в Ногайскую Орду Т.Кашкарова грамоты, написанные еще от лица Лжедмитрия, и заменить их гра­мотами Василия Шуйского142. Посольским дьяком Телепнев име­нуется и в июле 1606 г. в грамоте ивангородским воеводам143; кро­ме того, сохранилось пять подорожных грамот, выданных в Ямском приказе гонцам и иностранцам по памяти за приписью дьяка Ва­силия Телепнева, датированные 5 сентября - 3 октября 1606 г.144 7­12 января 1607 г. датирована переписка посольского дьяка Василия Телепнева с руководством других приказов о содержании грузинс­кого царевича Баграта145.

He удается точно определить время пожалованья В.Г.Телепневу думного дьячества. С.Б. Веселовский указывает, что это произошло 14 или 15 сентября 1609 г.146 Однако в источниках удается обнару­жить более ранние упоминания Телепнева в качестве думного дья­ка. B «Боярском списке 7115 года» (сентябрь 1606 г. - август

1607 г.) Василий Телепнев уже назван среди «диаков думных»147; думным дьяком он именуется и 22 ноября 1607 г., во время перего­воров с польскими послами148. Установить точную дату пожалова­ния Телепнева думным дьячеством сложно, поскольку в докумен­тации Посольского приказа думные дьяки нередко упоминаются без указания думного чина. B частности, В.Г.Телепнев в одном и том же деле 1609-1610 гг. именуется и дьяком, и думным дьяком149. Можно высказать предположение, что думным дьяком Василий Телепнев стал одновременно с назначением на пост судьи Посоль­ского приказа или вскоре после этого, так как на протяжении дол­гого времени (со второй половины XVI в.) глава дипломатического ведомства всегда являлся и думным дьяком. Самый большой вре­менной разрыв между назначением судьей Посольского приказа и пожалованьем думного чина в изучаемое нами время имел место в карьере П.А.Третьякова, который стал думным дьяком через 7 ме­сяцев после того, как возглавил дипломатическое ведомство. Пред­ставляется, что Василий Телепнев был допущен в Боярскую думу быстрее, чем его коллега Третьяков, поставленный во главе посоль­ской службы в условиях «междуцарствия».

B связи со стремительным карьерным продвижением Василия Григорьевича Телепнева возникает вопрос о причинах столь быст­рого назначения его на пост судьи Посольского приказа. Возмож­но, причиной являлась родовитость Василия Телепнева. Согласно «Общему Гербовнику», род Телепневых происходил от князей Te- лепневых-Оболенских. По документам, поданным в Разрядный приказ в конце XVII в., происхождение Телепневых выглядит более скромным: они производили себя от выходца из Польши Степана Телепнева, переехавшего на службу в Московское государство в XVI столетии150. Так или иначе, но семья Телепневых была доста­точно родовитой. Брат Василия Телепнева - Ефим - упоминается в качестве дьяка в Новгороде Великом, одном из крупнейших рус­ских городов, уже в 1604/05-1607/08 гг.151 Позднее, после избрания на царство Михаила Романова, в 1615 г., обсуждался вопрос о раз­мене пленных со шведами, находившимися в Новгороде. B первую очередь предполагалось выменять М.А.Пушкина, Д.К.Плещеева, Ф.Левашова и И.Ф.Пушкина. B том же случае, если вышеперечис­ленных лиц выменять не удастся, следовало выменивать четверых детей Ефима Телепнева и сына Томилы Луговского (дьяка Разряд­ного приказа)152. To, что Телепневых предполагали выменивать из шведского плена в числе первых, свидетельствует об определенной родовитости этого семейства. B том же 1615 г. Е.Г.Телепнев вошел в состав посольства, отправленного под Смоленск на переговоры с поляками. B документах миссии Ефим Телепнев числился дворя­нином, и его имя писалось выше дьяческих153 Наконец, в 1623 г. сын Василия Телепнева - Степан - местничал с дьяком Михаилом

Ларионовым154, а право вести местнические споры признавалось только за людьми «родословными». Служба представителей захуда­лых ветвей родовитых семейств в приказной системе не была нон­сенсом для рубежа XVI-XVII столетий: в начале XVII в. в дьяках служили Палицыны155; дьяки Яновы, по одной из версий, происхо­дили из рода князей Ростовских156; отпрыском знатной фамилии был, вероятно, и судья Посольского приказа П.А.Третьяков.

Bo главе Посольского приказа В.Г.Телепнев находился на про­тяжении всего царствования Василия Шуйского. Эти четыре года были очень сложными для Московского государства: именно в то время внутренний кризис был дополнен острейшим кризисом B сфере внешней политики. Первоочередной задачей, стоявшей пе­ред Посольским приказом, являлось оповещение соседних госуда­рей о воцарении Василия Шуйского. Кроме того, необходимо было добиться подтверждения Польшей 20-летнего перемирия, заклю­ченного в 1602 г. C этими целями в 1606 г. отправились посольства в Речь Посполитую, Персию, Крым; в Швецию, Англию и Любек были посланы грамоты. Посольский приказ сумел частично до­биться решения вышеперечисленных задач, в чем, несомненно, есть неоспоримая заслуга посольского дьяка Василия Телепнева (в частности, как глава дипломатического ведомства, в 1607-1608 гг. он принимал участие в переговорах с польскими послами, резуль­татом чего стало подписание перемирия сроком на 3 года и 11 ме­сяцев в июле 1608 г.)

Bo время руководства Посольским приказом В.Г.Телепнева внешнеполитические связи Московского государства, как было по­казано в предыдущей главе, оставались довольно обширными, не­смотря на кризис. Глава Посольского приказа активно участвовал во внешнеполитических делах страны. B январе - марте 1607 гг. к Телепневу в Посольский приказ отправлялись отписки от воевод из Корелы и Орешка по поводу их переписки с «державцами» шведс­ких пограничных городов и приезда шведского гонца Б.Неймана157. 22 апреля 1607 г. В.Г.Телепнев присутствовал на аудиенции, дан­ной крымскому гонцу Хедир-Улану. Ему было поручено спросить крымских посланцев о здоровье и сказать им от царского лица речь. Затем Василий Григорьевич представил крымцам русских гонцов, которые должны были отправиться в Крым; в завершение аудиенции Телепнев вручил крымчакам «государево жалованье» - шубы - и объявил им «в стола место корм»158 . 29 декабря 1607 г. Василий Григорьевич на приеме калмыцких послов вновь объявлял «в стола место корм»; после вел с ними переговоры в Посольской палате; 14 февраля 1608 г. Телепнев был на новой аудиенции кал­мыкам, причем представлял их царю и отвечал на их челобитные по приказу Василия Шуйского159. 27 апреля 1608 г. посольский дьяк Василий Телепнев принимал в Посольском приказе ногайских послов Бай-Магмета и Ен-Магмета и ходил с докладом об их при­езде к царю; 14 августа 1608 г. Телепнев присутствовал на аудиен­ции «прежним и новым» ногайским послам160. Как указывалось выше, в то же время (с ноября 1607 г. по июль 1608 г.) судья По­сольского приказа вел переговоры с польскими послами

С.Витовским и Я.Соколинским161.

B общении с иностранными дипломатами Василий Григорьевич не всегда умел соблюдать правила посольского этикета и вел себя подчас грубо (вероятно, сказывалось отсутствие продолжительного опыта службы в Посольском приказе). B частности, в апреле 1608 г. польские послы обратились к членам ответной комиссии с жалобой на Телепнева: «...и то делалось при наших очех, что он, Василей, ...пана Миколая [Олесницкого. - Д.Л.] обесчестил не токмо сло­вом, и рукою на него замахивался, и тем он обесчестил не посла - государя нашего, короля, и ему с нами в ответе быти непригож, а естли он и будет здесь з бояры, и нам с ним ни о чем не говари­вать»162. Помимо участия в аудиенциях, переговорах и составления грамот в соседние державы, Телепневу приходилось решать и более частные вопросы: так, в конце апреля 1607 г., он определял состав станицы, сопровождавшей гонцов в Крым; в то же время на допрос к нему был приведен пойманный возле Крымского двора мужик, пытавшийся продать крымским посланцам лошадь163.

Работа Посольского приказа во время руководства им Телепнева осложнялась гражданской войной, развернувшейся в стране в 1606 г., а также интервенцией Польши и Швеции. B этих условиях некоторые посольства гибли, не дойдя до места назначения (посольство И.П.Ромодановского в Персию), или на обратном пути (посольство А.М.Воейкова в Крым). Помимо этого следует учиты­вать, что часть штата подьячих Посольского приказа перешла в 1608 г. на сторону «Тушинского вора» (например, первый подьячий Петр Третьяков). Дипломатическое ведомство не могло остаться в стороне от событий разгорающейся Смуты. B одном из литератур­ных памятников начала XVII в. - «Повести о некоей брани» - ука­зывается, что после прихода под Москву войск Лжедмитрия II дип­ломатическое ведомство и лично его руководитель В.Г.Телепнев приняли участие в агитации в пользу царя Василия Шуйского и сборе войск против самозванца: «И от царской благочестивой дер­жавы, от того христолюбивого царя и самодержца Василия из его пресветлой палаты, называемой Посольским приказом, от его цар­ской тайной думы дьяка именем Василия Телепнева, я был послан с его государевой палаты толмачом немецкого языка именем Гри­горий Крапольский [шведский толмач Посольского приказа Г.Корокольский. - Д.Л.], во многие грады с царскими посланиями на собрание воинского чина, готового противостоять тем окаян­ным, названным выше врагам и разорителям христианской веры [тушинцам. - Д.Л.] - в Переславль-Залесский, в Ростов, в Ярос­лавль Поволжский, в Кострому, в Галич»164.

17 сентября 1608 г., когда под Москвой, в Тушино, обоснова­лось войско Лжедмитрия II, посольский дьяк Василий Телепнев в течение одного дня даже выступал в качестве заложника во время переговоров тушинцев со сторонниками Василия Шуйского, доби­вавшихся того, чтобы поляки покинули пределы Московского госу­дарства. Информация об этом сохранилась в «Записках» Станисла­ва Немоевского: «Прислали четырех заложников, среди которых знатнейшие: Заруцкий и Лисовский. Бояре отправили тоже четве­рых: Андрея Голицына, Василия Сукина, Ивана Федоровича Колы­чева, Василия Григорьевича Телепнева». Переговоры продолжались в течение дня и закончились безрезультатно165.

Дальнейшее углубление внутриполитического кризиса вынудило московское правительство искать помощи извне. B начале 1609 г. бьиі заключен русско-шведский договор, по которому Швеция в обмен на пограничный Корельский уезд обязалась поддержать Ва­силия Шуйского в его борьбе с Лжедмитрием. Этот шаг был ис­пользован Польшей в качестве повода для начала боевых действий против России. B этих условиях Василий Телепнев продолжал вер­но служить Василию Шуйскому и искать новых союзников для борьбы с «ворами» и «литвой». 17 - 21 августа 1609 г. он принимал в Посольском приказе шведских наемников, приехавших в Москву за жалованьем, и участвовал в двух аудиенциях, данных им Васили­ем Шуйским166. B марте 1610 г. Посольский приказ отправил гон­цов в Ногайскую Орду, стремясь добиться помощи от князя Иште- река. При этом грамота, направленная «в Ногаи» была написана от лица князя боярина Д.И.Шуйского, но автором ее был судья По­сольского приказа В.Г.Телепнев. B столбцах сохранился как первый черновой вариант с многочисленными правками, написанный са­мим посольским дьяком, так и окончательный текст, переписан­ный начисто более разборчивым почерком с пометкой: «А ся гра­мота списана с Васильева писма Григорьевича слово в слово для того, любо вскоре прочесть почище»167. Приблизительно в то же время (в начале 1610 г.) Телепнев принимал персидского посла в Польшу Томогас-бека, попавшего в Москву из «воровских таборов» после отступления сторонников второго самозванца из Тушино. Персидский дипломат писал позднее в своей челобитной: «И при­вели ево, Томогаса-бека, к Москве к царю Василью, и на Москве ево посольской дьяк Василей Телепнев розпрашивал, и, розпрося, докладывал царя Василья»168. B начале 1610 г., по всей вероятнос­ти, Телепнев вел также переговоры со шведскими дипломатами: в шведском столбце 1615 г. сохранилось указание на «перевод с ут- верженные грамоты, какову грамоту подал в Посольском приказе думному посольскому дьяку Василью Телепневу свейского короля секретарь Монс Мартынов 118-го году»169. Известно также, что в сентябре 1609 г. - марте 1610 г. судья Посольского приказа зани­мался расследованием дела по челобитью ногайского посла Hyp- магмета на толмача Н.Тютчева, который взял у ногайца саблю и не уплатил за нее денег. K следствию было привлечено 4 толмача, причем Телепнев лично расспрашивал их. 22 марта 1610 г. деньги были возвращены ногайскому послу170. Занимаясь преимуществен­но внешнеполитическими делами, В.Г.Телепнев возглавлял одно­временно и другое важнейшее ведомство - Поместный приказ (упоминается в качестве его судьи с 30 сентября 1609 г. по 4 мая 1610 г.)171 Следы руководства Телепнева Поместным приказом со­хранялись в дипломатическом ведомстве и на момент составления Описи 1626 года, в которой были отмечены поместные выписки «немногие, выписываны...при царе Василье»172.

В.Г.Телепнев примкнул к боярской группировке, выступавшей за избрание на российский престол польского королевича Владислава. При приближении к Москве войска польского гетмана С.Жол- кевского из столицы навстречу к нему была выслана делегация, возглавленная боярами Ф.И.Мстиславским, В.В.Голицыным и Ф.И.Шереметевым, окольничим Д.И.Мезецким и думными дьяка­ми В.Г.Телепневым и Т.И.Луговским173. Ha переговорах 5 августа 1610 г. обсуждался вопрос о приглашении на престол королевича Владислава, причем Василий Телепнев зачитывал гетману условия, которые ставила российская сторона. 13 августа посольский дьяк вновь ходил к Жолкевскому и от лица московского правительства требовал перехода Владислава в православие и отступления польских войск от Смоленска174. 17 августа предварительный дого­вор об избрании Владислава московским царем был подписан. Ва­силий Григорьевич был одним из авторов текста договора: в Польше сохранился черновой вариант этого документа, в конце которого указано, что Телепнев «приписал» к нему свою руку175. Есть сведения, что Василий Телепнев был включен в состав по­сольства, отправленного в сентябре 1610 г. из Москвы под Смо­ленск к королю Сигизмунду, однако по какой-то причине остался в столице176.

Сведения о дальнейшей судьбе посольского дьяка В.Г.Телепнева бедны и отрывочны. С.А.Белокуров указывает, что 28 августа 1610 г. Телепнев бьш упомянут в документах в качестве «канцлера», а в феврале - марте 1611 г. - думного дьяка; в конце 1610 г. он еще числился в Посольском приказе177. Однако, в «Боярском спис­ке 7119-го года» среди думных дьяков Василий Григо­рьевич Телепнев не назван. Известно также, что с сентября 1610 г. печатником (канцлером) и посольским дьяком именовал себя так­же Иван Тарасьевич Грамотин (официальное подтверждение этих чинов он получил в ноябре 1610 г.)178 Это противоречие, вероятно, объясняется тем, что в конце 1610 г. в Москве шел постепенный процесс замены правительства «семибоярщины» ставленниками короля Сигизмунда (позднее, на переговорах с поляками, русские послы скажут, что начальник польского гарнизона в Москве А.Гонсевский «старых дьяков...всех отженул прочь, а иным ничего делать не велел»179. По всей вероятности, Грамотин оттеснил Теле­пнева от руководства дипломатическим ведомством вскоре после вступления в Москву польского гарнизона. И.Т.Грамотин именовал себя «печатником великие монархии Московские» с сентября 1610 г., а в архиве Посольского приказа хранилась «книга записная печатным пошлинным деньгам 119-го году сентября со 18 числа по апрель месяц»180, которая должна была находиться в Печатном приказе. Интересно также, что вышеназванная книга начата 18 сентября 1610 г., т.е. на другой день после ввода польских отрядов в Москву. Последнее упоминание о Василии Телепневе относится к марту 1611 г., когда по указу королевича Владислава было дано распоряжение об отправлении денег «...в Посольской приказ к пе­чатнику и к думным диаком к Ивану Тарасьевичю Грамотину да к Василью Телепневу»181. Согласно этой грамоте, В.Г.Телепнев оста­вался в Посольском приказе в чине думного дьяка до марта 1611 г. (возможно - до антипольского восстания в Москве), но главой дипломатического ведомства являлся И.Т.Грамотин. Вероятно, в скором времени В.Г.Телепнев скончался (против версии о возмож­ной опале думного дьяка свидетельствует то, что его родной брат Ефим не только не подвергся немилости-, но оставался в Москве вплоть до ее освобождения ополченцами в качестве дьяка Денеж­ного двора)182.

Иван Тарасьевич Грамотин. B 1610 г., после свержения Василия Шуйского, главой Посольского приказа стал Иван Тарасьевич Гра­мотин. И.Т.Грамотин был одним из ярчайших представителей мос­ковского дьячества начала XVII столетия. Данные источников по­зволяют нам проследить его жизненный путь на протяжении 44-х лет - с 1595 г. по 1638 г. Иван Тарасьевич последовательно служил всем московским царям, а также самозванцам и претендентам на российский престол в эпоху Смуты (от Лжедмитрия I до королеви­ча Владислава), и бьш вынужден некоторое время прожить в эмиг­рации в Польше; дважды Грамотин подвергался опале, но всякий раз умел не только восстановить свое прежнее положение, но и подняться до более высоких чинов. Беспринципность и корысто­любие сочетались в этом человеке с редкими политическими спо­собностями, литературным талантом и готовностью к восприятию отдельных сторон европейской культуры. Среди своих коллег - посольских дьяков - Иван Грамотин также выглядит фигурой ис­ключительной: он трижды выезжал за границу в составе посольств, а во главе Посольского приказа его ставили пять раз (что являлось беспрецедентным случаем в истории этого ведомства). Кроме того, И.Т.Грамотин был первым после В.Я. Щелкалова руководителем внешней политики Московского государства, добившимся офици­ального пожалования чина печатника. Из всех руководителей По­сольского приказа начала XVII в. он единственный не только пе­режил кризис начала XVII в., но и оставался в правящих кругах еще около двух десятилетий. Bce это позволяет охарактеризовать Ивана Тарасьевича Грамотина как личность незаурядную.

По наблюдениям А.П.Павлова, Иван Грамотин бьш одним из немногих дьяков рубежа XVI-XVII вв., происходивших из дьячес- кой средьг183 - его отцом бьиі дьяк Tapac - Курбат Григорьевич Грамотин, служивший в начале 80-х гг. XVI в. в Разрядном прика­зе184. При этом Tapac Григорьевич привлекался и к дипломатичес­кой работе: в апреле 1578 г. он бьш отправлен в составе посольства в Польшу; в августе - сентябре 1581 г. дьяк Курбат Григорьев вме­сте с думным дьяком Василием Щелкаловым расспрашивал возвра­тившихся из Ногайской Орды служилых татар и детей боярских185. Знакомство Т.Г.Грамотина с В.Я.Щелкаловым, вероятно, оказало влияние на начальный этап карьеры Ивана Грамотина, который отправился в заграничное посольство в первый же год руководства Василия Щелкалова Посольским приказом.

Год рождения Ивана Тарасьевича неизвестен, достаточно слож­но установить даже приблизительную дату. B нашем распоряжении есть лишь косвенные указания на его возраст. B 1595 г. Иван Гра­мотин отправился с посольством в Империю в качестве «подьячего для письма»186, то есть ему было доверено ведение документации дипломатической миссии (в связи с этим имя Грамотина впервые упоминается в источниках). По всей видимости, к этому времени он уже должен бьиі иметь некоторый опыт приказной работы. K сожалению, установить средний возраст подьячих, впервые отправ­ляемых за границу, не удается. He решает проблемы и указание на то, что в 1635 г. И.Т.Грамотин ушел с поста судьи Посольского приказа «по старости»187. Таким образом, вопрос о дате рождения Грамотина остается открытым.

B 1599-1600 гг. Иван Грамотин в составе посольства А.И.Вла­сьева вновь посетил Германию (по-прежнему исполняя обязаннос­ти подьячего для письма), а по возвращении в Москву он упомина­ется (под именем Ивана Курбатова) в феврале - сентябре 1601 г. в качестве подьячего Новгородской четверти188.

Материалы делопроизводства Посольского приказа позволяют восстановить следующий этап биографии Ивана Тарасьевича, кото­рый ранее был неизвестен исследователям. B августе 1602 г. он упоминается в качестве пристава при датском королевиче Иоганне, причем уже в дьяческом чине. 23 августа 1602 г., по прибытии в Новгород, Грамотин представлял принцу местных воевод: «...а объявил их королевичю Иван Курбатов»189. Позднее он вновь упо­минается как пристав: «Сентября...в 7 день на стану на Хотелове присылал к приставом ко князю Семену Кропоткину, да к Ивану Судокову, да к диаку Ивану Курбатову королевича Ягана амерал...человека своего Анцу...»190. Таким образом, в промежутке между сентябрем 1601 г. и июнем 1602 г. (когда навстречу королевичу бы­ла отправлена правительственная делегация) Иван Тарасьевич бьиі пожалован в дьяки. Возможно, своим возвышением он бьиі обязан покровительству вернувшегося в 1602 г. из Польши нового судьи Посольского приказа Афанасия Власьева, который знал Грамотина по совместному участию в двух посольствах в Германию.

18 февраля 1603 г. И.Т.Грамотин упоминается в документах как думный дьяк Поместного приказа; на этом посту он оставался око­ло года - последнее упоминание о его службе в Поместном прика­зе относится к февралю 1604 г. (к тому времени он уже не был думным дьяком)191. Co времени производства в думные дьяки Иван Тарасьевич, ранее именовавшийся Курбатовым, получил право пи­саться «с вичем», и в документах с этого момента он упоминается с отцовской фамилией - Грамотин. B это же время ему впервые пришлось встать во главе дипломатического ведомства Московско­го государства: в отсутствие А.И.Власьева, с июля 1603 по январь 1604 гг., Грамотин исполнял обязанности судьи Посольского при­каза192. Сохранились отписки, адресованные в Посольский приказ дьяку Ивану Грамотину в ноябре - декабре 1603 г.193 Первые меся­цы 1604 г. стали для Ивана Тарасьевича сложным временем: от ру­ководства внешней политикой он бьиі отстранен еще до возвраще­ния Власьева из Дании; Поместный приказ он покинул не позднее начала апреля194; с 5 февраля по ноябрь 1604 г. не удается найти ни одного упоминания о нем. Возможно, И.Т.Грамотин подвергся опале, но прямые указания на это отсутствуют.

B ноябре 1604 г. Иван Тарасьевич бьиі отправлен с войском в Северскую землю для борьбы с Лжедмитрием I и перешел на сто­рону самозванца. За это он получил от последнего думное дьяче- ство: в разрядных записях бьиіо зафиксировано, что в походе само­званца от Тулы до Москвы Иван Грамотин был думным дьяком «в Розряде»195. По возвращении в Москву, в июле 1605 г., Иван Тара­сьевич возглавил Поместный приказ (упоминается как судья этого ведомства 20 июля)196. Вскоре после этого Грамотин во второй раз был поставлен во главе Посольского приказа. Время назначения И.Т.Грамотина на должность судьи дипломатического ведомства точно определить не удается: указанию С.Б.Веселовского, согласно которому Грамотин занимал этот пост уже в июле 1605 г., противо­речат данные источников, свидетельствующих о том, что в июле, и, по меньшей мере, до 6 августа дипломатические вопросы ведал «казначей и посольской дьяк» А.И.Власьев197. Наиболее раннее упоминание о руководстве И.Т.Грамотина посольскими делами при царе Димитрии Ивановиче относится к 21 августа 1605 г., когда думный дьяк присутствовал на приеме, данном боярами гонцу Ю.Мнишека Я.Бучинскому198; спустя десять дней Грамотин ходил к государю с докладом о выкупе у крымских гонцов русских плен­ных199. Это позволяет предположить, что назначение Ивана Грамо- тина судьей Посольского приказа, как и ранее, в 1603-1604 гг., но­сило характер замещения официального главы приказа А.И.Вла­сьева, который 16 августа 1605 г. возглавил посольство в Польшу. Эту версию подтверждает также тот факт, что позднее, по возвра­щении этой миссии в Москву, посольским дьяком вновь именуется Афанасий Власьев200.

B течение недолгого правления Лжедмитрия I Грамотин оста­вался одним из наиболее влиятельных лиц при дворе, возглавляя российскую внешнюю политику: в октябре 1605 г. смоленские вое­воды И.С.Куракин и И.П.Ромодановский получили распоряжение отправить отписку о прибытии гонцов в Польшу М.Толочанова и Я.Бучинского в Посольский приказ дьяку Ивану Грамотину201. 4 декабря 1605 г. Иван Грамотин расспрашивал в Посольском при­казе вернувшегося из Персии литовского торговца Ромашку, кото­рый состоял в свите имперского посла Стефана Какаша202. 13 де­кабря 1605 г., на аудиенции, данной царем черкесским мурзам, Грамотин по-прежнему именуется думным посольским дьяком203. 14 и 20 января 1606 г. были отправлены две царские грамоты (соответственно в Смоленск и в Астрахань), в которых Иван Гра­мотин именуется посольским дьяком204. He находит подтверждения информация, приведенная С.К.Богоявленским, об отстранении И.Т.Грамотина от руководства Посольским приказом и замене его на этом посту 14 февраля 1606 г. думным дьяком В.Г.Телеп- невым205. B феврале 1606 г. (в том числе и 14 февраля), а также 19 и 22 марта 1606 г. Иван Грамотин продолжает именоваться в ис­точниках думным дьяком Посольского приказа206. Иван Тарасьевич работал и над составлением церемониала встречи Марины Мни­шек: в Описи 1626 года была отмечена грамота, отправленная им в Смоленск из подмосковной Вяземы (где в то время жил Лжедмит- рий). B грамоте было «писано о каптанах и о встрече Маринкине, и как им проводити к Москве»207. До конца царствования Лжедмит­рия Грамотин возглавлял Поместный приказ и продолжал участво­вать в дипломатических делах после возвращения из Польши А.И.Власьева. B частности, во время аудиенции Юрию Мнишеку, думный дьяк Грамотин бьиі в составе «третьей встречи» (наиболее почетной) отца царской невесты; 8 мая 1606 г. он присутствовал на свадьбе царя и Марины Мнишек208; в тот же день Иван Тарасьевич бьш отправлен Лжедмитрием к польским послам Гонсевскому и Олесницкому с приглашением на свадебный пир209. 15 мая 1606 г., накануне гибели самозванца, Грамотин вместе с Власьевым бьш на­значен в ответную палату для переговоров с польскими послами210.

После убийства «расстриги» и воцарения Василия Шуйского И.Т. Грамотин, как и другие приближенные самозванца, был выс­лан из Москвы. Грамотина лишили думного чина и отправили в Псков, где ему пришлось прожить около двух лет211. B начале но­ября 1606 г. Иван Тарасьевич уже находился в Пскове - 2 ноября воеводы П.Шереметев, Ф.Звенигородский и дьяки И.Грамотин и

А.Рубцов отправили в Москву отписку и переводы немецких гра­мот212.

Действия воеводы Шереметева и дьяка Грамотина в Пскове вызвали недовольство широких слоев городского населения и окре­стного крестьянства. Шереметев и Грамотин поддерживали вер­хушку посада в ущерб «меньшим людям», заставляли ремесленни­ков работать на себя «безденежно». Когда города и села, располо­женные недалеко от Пскова, начали присягать Лжедмитрию II, го­родские власти жестоко наказывали «изменников», спрашивая: «Зачем мужик крест целовал?» B то же время крестьянам деревень, отданных им в кормление, воевода и дьяк, напротив, велели прися­гать самозванцу, чтобы защитить от разорения источники своих доходов213. O деятельности И.Т.Грамотина в псковский период со­хранилось следующее свидетельство: дьяк посылал своих людей «грабить христиан и приказывал гнать их скотину в Псков; сам же выезжал из Пскова, брал многих христиан в плен, пытал их, на мзде великой отпущаеще»214. Жестокость и мздоимство воеводы

Шереметева и дьяка Грамотина стали одной из причин городского восстания 2 сентября 1608 г., в результате которого Псков присяг­нул Лжедмитрию II. Петр Шереметев бьиі убит восставшими; Иван Грамотин спас свою жизнь, перейдя на сторону «чудесно спасшего­ся царя Димитрия».

После псковского восстания дьяк Иван Грамотин отъехал в Ту­шинский лагерь самозванца и вскоре стал одним из ближайших советников «Вора»215. Самой известной акцией Грамотина в «тушинский период» была его неудачная попытка совместно с боя­рином М.Г.Салтыковым обманом склонить к капитуляции осаж­денный Я.Сапегой и А.Лисовским Троице-Сергиев монастырь в июле 1609 г., заявив, что Василий Шуйский свергнут и Москва занята войсками тушинцев: «И зовуше из града на зговор Михайло Салтыков да Иван Грамотин троицких людей и сказываху, что и Москва уже покорилася и царь Василей и з бояры у нас же в ру­ках»216.

Осенью 1609 г., когда Речь Посполитая начала боевые действия против Российского государства, король Сигизмунд III потребовал, чтобы поляки, служившие самозванцу, прибыли под Смоленск. Это раскололо Тушинский лагерь. B числе русских сторонников «Вора» также образовалась группировка, пожелавшая перейти на сторону короля. B их числе был и Иван Грамотин, который, по свидетель­ству Конрада Буссова, являлся одним из инициаторов измены Ту­шинскому вору: «Несколько московитских вельмож, как, например, Иван Тарасович и Михаил Глебович Салтыков, явились...под Смо­ленск к королю и, как хитрые, лукавые умы, посоветовали королю, раз в России сейчас больше нет прирожденного государя, ...отправиться и попытать счастья»217. B составе «тушинского по­сольства» Иван Грамотин выехал на переговоры под Смоленск. Ре­зультатом этой миссии было подписание договора 4 февраля 1610 г. об избрании русским царем королевича Владислава. Грамотин, бывший среди тушинцев одним из самых опытных дипломатов, принял активнейшее участие в разработке этого документа. Имен­но он на аудиенции у короля Сигизмунда говорил речь, содержав­шую самую суть посольства - обрисовывал политические и эконо­мические выгоды тесного союза Московского государства и Речи Посполитой, а также излагал условия, на которых Владислав может быть избран русским царем (в частности, неприкосновенность пра­вославия и расширение прав «московского народа»)218.

По заключении договора Иван Грамотин остался в польском лагере и стал служить Сигизмунду III «преж всех»219. Поляки, лич­но знавшие дьяка в этот период его хоізни, отзывались о нем с по­хвалой. Так, гетман Станислав Жолкевский, шедший с войском на

Москву, в письме к королю Сигизмунду от 10 (20) июля 1610 г. просил прислать для возможных переговоров с московитами опыт­нейшего дипломата - канцлера Льва Сапегу, упоминая в числе прочего, что последний «имеет такие дарования, какими Господь Бог хотел наделить его милость пана Салтыкова Старого, князя Масальского, Грамотина и других, которых Ваше королевское ве­личество благоволите иметь у себя на виду»220.

Вскоре после свержения царя Василия Шуйского и подписания боярами договора об избрании на престол королевича Владислава, в августе 1610 г., Иван Тарасьевич прибыл в Москву, именуя себя «печатником великие монархии Московские»221. Интересно, что примерно в то же время под Смоленском был составлен документ о распределении должностей в правительстве, которое должно было отстранить от власти «семибоярщину». B этом «листе на уряды» было отмечено назначение И.Т.Грамотина главой Посольского приказа, но он не был назван ни печатником, ни даже думным дьяком222. Вероятно, этот титул Иван Тарасьевич принял самоволь­но, пользуясь неразберихой, царившей в Московском государстве. Позднее, в марте 1613 г., в Польшу бьиі отправлен гонец Д.Оладьин, который должен бьиі в числе прочего заявить радным панам: «А от государя вашего Жигимонта короля в теж поры, как уж бояре с корунным гетманом крестным целованьем укрепились, приехали ис под Смоленска крестнопреступник и изменник Москов­скому государству Михайло Глебов сын Салтыков, да князь Василей Михайлов сын Мосалской, да дьяк Иван Грамотин, да гостиные сот­ни торговой детина Федька Ондронов... и учали быти по королевс­кому веленью в Московском государстве мимо королевские листу [курсив мой. - Д.Л.] и гетманского укрепленья правители»223.

12 сентября 1610 г. из Москвы под Смоленск отправилось по­сольство «семибоярщины», задачей которого было договориться с польской стороной об избрании на российский престол королевича Владислава, что, по замыслу московского правительства, могло прекратить войну с Речью Посполитой. Приведенная С.Б.Весе- ловским информация об участии Грамотина в этом посольстве224 не подтверждается. С.Б.Веселовский, указывая на то, что И.Т.Гра­мотин был участником миссии, писал, что с того момента дьяк стал служить Сигизмунду III «преж всех». B данном случае, похоже, бы­ли смешаны сентябрьское посольство «семибоярщины» и январское посольство тушинцев (во время которого Грамотин присягнул Си­гизмунду и Владиславу). Противоречат вышеназванному утвержде­нию и другие факты. Еще 17 сентября Иван Тарасьевич находился в Москве, уговаривая москвичей впустить в город польский гарни­зон225, посольство же было отправлено в лагерь польского короля 12 сентября226, то есть пятью днями раньше. Неучастие Грамотина в переговорах с Сигизмундом III под Смоленском подтверждается и тем фактом, что он в то время вел из Москвы переписку с канц­лером Львом Сапегой: одно из его писем было отправлено в сен­тябре, другое точно датировано 16 декабря 1610 г. (в нем Грамотин сообщал о смерти Лжедмитрия II: «Про Калужскаго есть новины добрые, же его забито, о чем до короля, его милости, будут писать бояре»). Вышеназванные послания сами по себе представляют большой интерес, поскольку в сентябрьской грамоте содержится одно из первых прошений о земельном пожаловании, обращенных к королевским властям (Иван Грамотин ходатайствовал о наделе­нии поместьем подьячего Никифора Спиридонова). Подобные прошения в дальнейшем могли быть использованы королем Си­гизмундом как аргумент, подтверждающий его права на российс­кий престол. Оба письма «печатника великие монархии Московс­кие» написаны в униженном тоне и изобилуют полонизмами вроде «сподеваемся вперед вшекого добра», «рачь ваша милость у него выслушает», «от вшитких народов славы и пошанованя» и так да­лее227 Подобный стиль письма не был характерен для Московского государства начала XVII столетия, поэтому можно заключить, что И.Т.Грамотин усвоил и использовал отдельные элементы польской культуры. По свидетельству самих поляков, Иван Тарасьевич хоро­шо разговаривал по-польски228.

После ввода польского гарнизона в Москву власть в столице пе­решла в руки полковника А.Гонсевского. Как отмечалось выше, Иван Грамотин оттеснил от руководства Посольским приказом Ва­силия Телепнева уже в сентябре 1610 г., хотя до марта 1611 г. в По­сольском приказе числились оба думных дьяка (Грамотин и Теле­пнев)229. И.Т.Грамотин сделался одним из ближайших советников начальника гарнизона. Впоследствии русские послы на переговорах напоминали Гонсевскому: «К боярам ты ходил..., только, пришод, сядешь, а возле себя посадишь своих советников, Михайла Салты­кова, князя Василья Мосальского, Федьку Андронова, Ивана Гра­мотина с товарыщи, и того нам не слышить, что ты с своими со­ветники говоришь и приговариваешь, и что велишь по которой челобитной зделать, так и зделают, а подписывали челобитные твои ж советники, дьяк Иван Грамотин, Евдоким Витовтов, Иван Чиче­рин..., а старых дьяков, которые бывали при прежних царех, всех ты отженул прочь, а иным ничего делать не велел»230.

Верная служба Грамотина интересам Польши вскоре была воз­награждена: 29 ноября 1610 г. было подтверждено его назначение думным дьяком Посольского приказа и печатником; помимо этого Иван Тарасьевич возглавил Поместный приказ. B королевском ука­зе говорилось: «Пожаловали есмя печатника нашего и думного по­сольского диака Ивана Тарасьевича Грамотина, велели ему дати нашего четвертного жалованья, что он имел преж сего, да Ивану ж указали сидеть в Поместном приказе»231. B указе от 10 января 1611 г. Грамотин по-прежнему именуется печатником и посольс­ким дьяком, но в Поместном приказе, по данным С.Ф.Платонова, его сменил дьяк Г.Мартемьянов232. Вскоре после этого, по сведени­ям С.К.Богоявленского, 8 марта 1611 г., И.Т.Грамотин вновь упо­минается в качестве главы Поместного приказа233. Однако, источ­ники позволяют утверждать, что Иван Грамотин оставался на посту судьи Поместного приказа без перерывов до самого момента его бегства из Москвы. Среди документов Поместного приказа време­ни «междуцарствия» сохранилось немало грамот, памятей и запи­сок по поместным делам, датированных мартом - октябрем 1611 г., причем наряду с думным дьяком И.Грамотиным в приказе упоми­наются дьяки Н.Новокшенов и Г.Мартемьянов234.

Сохранилась челобитная Ивана Тарасьевича на имя королевича Владислава: «Царю, государю и великому князю Владиславу Жиги- монтовичю всеа Русии бьет челом холоп твой Иванко Грамотин. Милостивый государь, царь и великий князь Владислав Жигимон- тович всеа Русии, пожалуй меня, холопа своего, за мою службу - в Невельском уезде Никольскою волостью Плесково. Царь государь, смилуйся». Ha обороте челобитной можно прочесть резолюцию начальника польского гарнизона Кремля А.Гонсевского: «Царского величества бояром князю Федору Ивановичу Мстиславскому с то- варыщи. Мой совет вам таков, что прикгожо Ивана Тарасьевича за его службу тем поместьем пожаловать. И вашим... милостям покго- вора..., так делать велеть. Александро Корвин Кгосевский вашим милостям челом бьет». 27 сентября 1611 г. просимая волость была пожалована Грамотину235. Пропольские симпатии Ивана Грамоти­на навлекли на него ненависть жителей столицы, которые в марте 1611 г. едва не подняли восстание, требуя выдать на расправу неко­торых изменников, в том числе и Ивана Грамотина. Конрад Буссов в своей «Московской хронике» писал: «Они [московиты. - Д.Л.] изругали постыдным образом также и московитских вельмож, сто­явших за короля, а именно - Михаила Глебовича Салтыкова, Фе­дора Андронова, Ивана Тарасовича Грамотина и еще некоторых других, и потребовали, чтобы им выдали всех их, будто бы предав­ших Россию и своей хитростью добившихся, что ее предложили королевскому сыну»236.

Некоторые сведения о деятельности Ивана Грамотина и его ро­ли в московской администрации в 1610-1612 гг. сохранились в на­казе русским послам, отправленным в 1615 г. на переговоры с по­ляками под Смоленск. По указанию интервентов, Иван Тарасьевич пытался склонить бояр к избранию царем не королевича Владисла­ва, а самого короля Сигизмунда. B наказе было записано: «А гет­ману Хоткееву говорити: он сам о том всем бояром говорил, и гра­моту у себя королевскую сказывал, и князя Юрья Трубецкого, и Ивана Грамотина, и Василья Янова о том к нам ко всем бояром присылал, чтоб нам всем целовати крест королю самому»237. Отно­сительно боярских грамот, которые могли быть представлены польскими послами на переговорах для доказательства своей право­ты, русским дипломатам предписывалось говорить: «В уряде на Москве был ты, Александр [Гонсевский. - Д.Л.], владел всем, как хотел, а в Посольском приказе бьиі изменник Московского госу­дарства дьяк Иван Грамотин, ваш советник, и он по совету с тобою так писал, и печати боярские были у него, и вы писали, что хотели, и печатали, а бояре того не ведали»238. Далее говорилось: «Бояре были у вас что в вязенье, велели есте руки прикладывать, и они прикладывали поневоле и не четчи грамот... A прикладывали руки к верхнему столпцу да к другому, а на сставех Московского госу­дарства изменников... Василья Янова, да Овдокима Витофтова, Ивана Грамотина руки»239. Согласно официальной версии, И.Т.Грамотиным были составлены «боярские» грамоты к Я.П.Сапеге с призывом идти под Москву против Прокопия Ляпу­нова, а также к королю с сообщением об аресте патриарха Гермо­гена по решению бояр240. B 1611 г. Иван Грамотин по приказу А.Гонсевского от лица бояр говорил с польским послом

A. Жолкевским: «что велел Ивану Грамотину боярским словом го­ворити Александр Гасевской, то Иван от бояр и говорил, и писмо таково дали Александр с ызменники, ...а говорил все боярским сло­вом и писал по Александрову веленью Иван Грамотин»241. Посоль­ский дьяк готовил посольство Ю.Н.Трубецкого, М.Г.Салтыкова и

B. Янова, отправившееся в Польшу в октябре 1611 г., а затем и сам поехал ко двору короля Сигизмунда. Ha переговорах в 1615 г. поля­ки напоминали: «присылали бояре с Москвы к государю их [Сигизмунду. - Д.Л.] послов своих князя Юрья Трубецкого, да Михайла Салтыкова, да думного дьяка Василья Янова..., а после того присылали дьяка Ивана Грамотина, а с Ываном x королю и x королевичю писали и приказывали, да и к послом ко князю Юрью Трубецкому да к Михайлу Салтыкову писали и приказывали..., чтоб они били челом государю их, чтоб он шол к Москве с сыном своим вскоре, чтоб воры не осилели»242.

Деятельность Грамотина по подготовке миссии Ю.Н.Трубец­кого, а также обстоятельства его собственного отъезда в Речь По­сполитую, изложены в наказе русским послам под Смоленском.

Текст этого наказа сохранился в составе двух книг Посольского приказа по связям Российского государства с Польшей: в книге № 30, помимо наказа (листы 3 об. - 304 об.), содержится переписка Посольского приказа с послами; книга № 31 содержит лишь текст наказа (листы 1 - 358 об.) Текст наказа в книге № 31 переписан не до конца, обрыв текста соответствует листу 293 книги № 30. Сопос­тавление текстов наказа в книгах № 30 и № 31 позволяет прийти к выводу об их идентичности. Серьезные разночтения можно отме­тить лишь в той части, где речь идет о деятельности И.Т.Грамотина в 1611-1612 гг. B связи с этим представляется необходимым приве­сти здесь результаты текстологического сопоставления содержания наказа русским послам в книгах № 30 и N° 31 (жирным шрифтом выделены разночтения).

Книга № 31 244

Книга № 30 243

И ты, гетман, советовав с Олексан­дром Гасевским и с его советники, а Московского государства с ызменники, велели X королю ехати, будто в послех, князю Юрью Трубетцкому, да Михайлу Салтыкову, да дьяку Василью Янову, а наказ велели писати дьяку Ивану Гра- мотину по тому, как государю вашему и вам надобно... И Иван наказ писал у вас в табарех по вашему веленью, что вы ему велели. И отпустили вы князь Юрья да дьяка Василья от себя x королю ис та­бор... A Иван Грамотин написал себе грамоту сам, и, запечатав боярскою печа­тью, по совету с Олександром Гасевским, поехал собою x королю. И его на дороге ис полков ограбили, и ту грамоту, кото­рую было повез с собою с Москвы, бутто от бояр, взяли. И он жил у тебя, гетма­на, в Рогачове долгое время, да приехав в Можаеск, написал другую грамоту от бояр о себе X королю, бутто он послан от бояр, а бояре того и не ведали, бояре себе ожидали с часу смерти.

И ты, гетман, советовав с Олександром Гасевским и его советники, велели X ко­ролю ехати, будто в послех, князю Юрью Трубетцкому, да Михайлу Салтыкову, да дьяку Василью Янову, а на­каз велели писати дьяку о себе X королю, будто он по­слан от бояр, а бояре того и не ведали, бояре себе ожида­ли с часу на час смерти.

Как видно из сопоставления текстов, при переписывании книги № 31 из наказа были удалены сведения, которые компрометирова­ли Ивана Тарасьевича Грамотина. Поэтому можно предположить, что эта книга писалась в то время, когда Иван Грамотин вновь возглавил Посольский приказ (вероятнее всего, в 1634 г., когда по завершении русско-польской войны велись мирные переговоры, и

обращение к материалам, освещавшим аналогичные переговоры двадцатилетней давности, было оправдано).

Дата отправления И.Т.Грамотина в Польшу нуждается в уточне­нии. М.П.Пуцилло в своем исследовании указывает, что это собы­тие произошло в сентябре 1612 г.245 Однако, отправление посоль­ства в тот момент являлось бы крайне проблематичным, так как еще с конца августа Москва была блокирована Вторым ополчени­ем. Можно предположить, что Грамотин покинул столицу раньше указанной даты. Это косвенно подтверждается свидетельством ар­хиепископа Арсения Елассонского, который сообщал, что в начале 1612 г. из Москвы ушел с войском гетман Карл Ходкевич, следом за которым «последовали и многие другие: великий логофет Иоанн секретарь и дьяк Евдоким Титов [вероятно, дьяк Евдоким Витов- тов. - Д.Л.] и другие, которые вместе с патриархом кир Игнатием были ограблены на пути русскими воинами, и едва нагими и ли­шенными всего убежали в Польшу патриарх кир Игнатий и неко­торые с ним»246. Надо полагать, что под «логофетом и секретарем Иоанном» архиепископ Арсений подразумевал Ивана Грамотина, поскольку логофет - это название одной из церковных должнос­тей, в обязанности обладателя которой входило хранение патриар­шей печати, архива и делопроизводства. Грамотин же в 1611­1612 гг. имел чин печатника и посольского дьяка. Приведенные Арсением Елассонским сведения об ограблении патриарха Игнатия и его спутников (в том числе логофета Иоанна) подтверждается текстом вышеприведенного наказа об ограблении Грамотина опол­ченцами. Описывая совещание начальника польского гарнизона с «некоторыми русскими начальниками», имевшее место 23 августа 1612 г., Арсений Елассонский не называет в числе совещавшихся Ивана Грамотина - одного из виднейших сторонников поляков247. По всей видимости, дьяк к этому времени уже уехал из города. Кроме того, в наказе русским послам под Смоленском было запи­сано, что после ограбления Иван Грамотин долгое время жил у гет­мана Ходкевича в Рогачеве, затем переехал в Можайск, где написал новую грамоту, и лишь после поехал к королю Сигизмунду. Под Москву же с королевским поручением он вернулся в ноябре 1612 г. Bce эти события вряд ли могут уложиться в два - три месяца (сентябрь - ноябрь 1612 г.) Поэтому отъезд Грамотина из Москвы в Речь Посполитую следуетдатировать не сентябрем, а началом 1612 г.

Российские источники не сохранили для нас информации об этой миссии Ивана Тарасьевича: в нашем распоряжении имеются лишь те немногочисленные данные, которые он счел возможным сообщить о своем посольстве по возвращении из польской эмигра­ции, или же те сведения, которых дьяк не смог скрыть. Согласно имевшейся в Москве на 1615 г. информации, картина вырисовыва­ется следующим образом. B сентябре 1611 г. Грамотин подготовил и отправил в Польшу посольство Ю.Н.Трубецкого, М.Г.Салтыкова и В.Янова, однако эта миссия была возвращена в Москву гетманом Ходкевичем. Под нажимом гетмана Грамотин был вынужден напи­сать послам другой наказ, согласно которому они должны были просить на российский престол не королевича Владислава, а самого Сигизмунда III. C этим наказом посольство Трубецкого и отбыло в Варшаву в октябре ІбП г. Всего через два - три месяца Иван Гра­мотин зачем-то тоже отправляется в Польшу с собственноручно написанной грамотой, содержание которой никому не известно. Подвергнувшись ограблению со стороны ополченцев, думной дьяк в лагере Ходкевича написал себе новую грамоту (также неизвестно­го содержания), и вновь отправился ко двору Сигизмунда. K этому времени польский король уже получил через посольство Трубецко­го приглашение занять российский престол. Так выглядит ход со­бытий в изложении самого Грамотина (как было показано выше, позднее Иван Тарасьевич попытался уничтожить значительную часть и этих немногочисленных сведений).

Однако, в свете польских источников, события выстраиваются иначе. B нашем распоряжении имеется запись речей посольства Трубецкого, сделанная поляками во время переговоров в Варшаве. Кратко изложив историю развития Смуты в Московском государ­стве, русские дипломаты сообщили о желании русских людей ви­деть на российском престоле королевича Владислава (предложить трон которому и отправилось их посольство). Однако, гетман Ход- кевич вернул их в Москву и сообщил послам о желании Сигизмун­да III принять российскую корону в обход Владислава. Посове­щавшись, русские люди решили отклонить данное предложение, поскольку лишь воцарение королевича Владислава способно пре­кратить Смуту в Московском государстве248.

Переговоры закончились согласием короля дать на российский престол своего сына. Как видно, посольство Трубецкого не было виновно в том, что Сигизмунд III стал сам претендовать на москов­скую корону. Отпустив посольство, король отправился на богомо­лье в Ченстохово. Оттуда в марте 1612 г., т.е. через полтора месяца по завершении переговоров, король стал посылать грамоты сенато­рам, сообщая, что последнее московское посольство обратилось к нему с просьбой приехать в Москву вместе с Владиславом и изъя­вило согласие на слияние Российского государства и Речи Поспо­литой в единое целое249. Однако, миссия Трубецкого, как было из­вестно сенаторам, с таким предложением к королю не обращалась. Следовательно, логично будет предположить, что под «последним московским посольством» Сигизмунд III подразумевал какую-то другую миссию. Зная, что в начале 1612 г. из Москвы с грамотой к королю отбьиі Иван Тарасьевич Грамотин, по пути побывавший в лагере гетмана Ходкевича, можно с высокой степенью достовернос­ти предположить, что именно думной дьяк Грамотин прибыл к марту 1612 г. к польскому королю и заявил о готовности Московс­кого государства вступить в унию с Речью Посполитой. Позднее дьяк сделал все возможное, чтобы скрыть этот факт, возложив вину за приглашение на российский престол польского короля на мис­сию Трубецкого.

Таким образом, в начале 1612 г. И.Т.Грамотин покинул столицу и отправился в Польшу. Вероятно, он увез с собой боярские печа­ти, поскольку в наказе русским послам в 1615 г. указывалось: «А боярских печатей после Ивана Грамотина в Посольском приказе и не сыскали»250. B королевской грамоте, присланной в Москву 2 октября 1612 г., упоминалось о приезде Грамотина к королю в качестве посла251. B ноябре 1612 r. Иван Грамотин вернулся к сто­лице с польским отрядом, получив от Сигизмунда III поручение склонить Земский собор к избранию царем Владислава252. Позднее польские паны в своей грамоте напоминали московским боярам, что они королевских послов «пана Самойла Зборовского, пана Он- дрея Молоцкого, князя Данила Мезетцкого, Ивана Грамотина, ко­торых бьиі государь, их милость, перед собою к вам отпустили, объявляючи свой государьский приход, к себе есте не пустили, и, обесчестив их, выслали из столицы многих ратных людей, и учини­ли с ними драку и бой»253. Русским послам было предписано отве­чать, что Зборовский, Молоцкий и Грамотин «пущие враги Мос­ковскому государству, царствующий град жгли и всякое зло делали, хоти б таких король и с прямым з добрым делом прислал, и им было верити нельзя»254.

Потерпев неудачу, Грамотин возвратился в Польшу и доложил королю Сигизмунду, что «на Москве у бояр, которые вам, великим господарям, служили, и у лутших людей хотение есть, чтоб просити на господарство вас, великого господаря королевича Владислава Жигимонтовича, а имянно де о том говорити не смеют, боясь каза­ков, а говорят, чтобы обрать на господарство чужеземца»255. После этого Ивану Тарасьевичу пришлось некоторое время прожить в Польше. Вплоть до сентября 1615 г. в официальных русских доку­ментах Ивана Тарасьевича именовали изменником, «первым вся­кому злу начальником и Московскому государству разорителем». Так квалифицировался И.Т.Грамотин в наказе гонцу в Польшу Д.Оладьину, который должен бьиі высказать протест в случае, если во время аудиенции у короля Сигизмунда при нем будут находить­ся русские изменники256. B 1615 г., во время русско-польских пере­говоров под Смоленском, Ивана Грамотина называли «пущим врагом Московскому государству»257. Тем не менее, Грамотин вер­нулся на родину, и быя не только помилован, но и вновь занял высокое место в московской администрации.

Установить точную дату возвращения Грамотина из Польши не удается. С.Б.Веселовский в качестве примерной даты называет 1617-1618 гг.258 Эта же дата приводится и в других справочных из­даниях. Основанием для подобной датировки явилось то, что пер­вым упоминанием в источниках о жизни И.Т.Грамотина в Москве после 1613 г. считалось указание на руководство им с апреля 1617 г. приказом Новгородской четверти259. Кроме того, в наказе русским послам под Смоленском было записано, что Иван Грамотин все еще живет в Польше: «...Московского государства изменников, которые и ныне у вас [в Польше. - Д.Л.]: Василья Янова, да Овдо- кима Витовтова, Ивана Грамотина...»260; «в Посольском приказе были советники ваши - изменник Иван Грамотин, в Розряде Ва­силей Янов, Овдоким Витофтов, которые и тепере у вас...»261. По­скольку переговоры велись под Смоленском осенью 1615 г. - зи­мой 1616 г., можно сделать вывод, что Иван Грамотин возвратился из Польши не раньше этого времени, поскольку в наказе говорит­ся, что он находится в Польше. Однако материалы Посольского приказа позволяют отнести возвращение Ивана Грамотина из Польши к более раннему времени. 16 октября 1614 г., в связи с приездом в Москву датского посольства, из Посольского приказа в Земской приказ была отправлена память, в которой было сказано: «Указал государь... стояти датцким посланником на дворе Соловет- цкого монастыря, где ныне стоит Иван Грамотин»262. Следователь­но, Иван Тарасьевич находился в Москве уже в октябре 1614 г. и жил на дворе Соловецкого монастыря (в Китай-городе, на Введен­ской улице)263. По всей видимости, Грамотин вернулся в Москву незадолго до этого упоминания, поскольку ему пока не возвратили его собственный двор. Вероятно, в то время Грамотин еще не был реабилитирован, так как его содержали на монастырском подворье (где позднее жили под надзором польские и датские посланни­ки)264. Подтверждением того, что Иван Грамотин возвратился из эмиграции до начала русско-польских переговоров под Смоленс­ком, является упоминание в тексте наказа русским послам подроб­ностей из жизни Ивана Тарасьевича, относящихся к 1612 г. (о проживании у гетмана Ходкевича в Рогачеве, переезде в Можайск, составлении новой грамоты к королю)265. Эти сведения не могли быть известны московскому правительству; по всей видимости, их сообщил сам Иван Грамотин. Упоминания же о том. что

И.Т.Грамотин в момент переговоров якобы продолжал жить в Польше, объясняется, вероятно, нежеланием российской стороны упоминать факт возвращения в Москву человека, который, по официальной версии, был одним из главных виновников разорения Московского государства. Кроме того, в одном месте наказа при перечислении изменников, проживающих в Польше, Иван Грамо­тин назван не был266.

При каких обстоятельствах Иван Тарасьевич Грамотин возвра­тился в Москву - неизвестно. Однако можно высказать некоторые предположения. Гетман Станислав Жолкевский в своем письме от 30 июля 1613 г., отправленном из Львова к канцлеру Льву Сапеге, выражал сомнения в целесообразности принятия Речью Посполи­той посредничества Империи в переговорах с московским прави­тельством и предлагал свой план действий: «Я считал бы лучше, чтобы тех людей московского народа, которые здесь у нас находят­ся, т.е. Филарета, Голицына, Луговского, Баратынского, Василия Иванова, Грамотина свести вместе, дабы они сообща дали совет и из своей среды послали. Вероятным есть, что желая и примирения своего отечества, и затем самим себе свободы, они искренно и с доброю волею захотят подать соответственные советы и убеждени­ями (которые, однако, не могут иметь большой важности) стараться у своего народа, чтобы мы, наконец, когда-нибудь могли прими­риться»267. По всей видимости, сначала король Сигизмунд III пы­тался добиться выгодного для себя мира при посредничестве им­перских дипломатов, однако прибывшие в январе 1614 г. к границе императорский гонец Яков Генкель и посланник от панов Ян Гри- дич не бьиіи пропущены через рубеж268. Возможно, после этого была предпринята попытка реализовать вариант, предложенный летом 1613 г. С.Жолкевским. Для выполнения подобной миссии из русских людей, находившихся в Польше, Грамотин был самой под­ходящей фигурой, поскольку имел солидный дипломатический стаж и был известен своей лояльностью по отношению K польской стороне. Интересно, что с ноября 1614 г. (после первого упомина­ния Ивана Грамотина в Москве по возвращении из эмиграции) в дипломатической документации Посольского приказа появляются сведения о некой мирной инициативе польских панов. B наказе приставу при английском после Дж.Меррике говорилось: «А ныне невдавне присылали к великого государя нашего...бояром коруны польские... паны рада, чтоб бояре великого государя нашего... мо­лили и просили, чтоб его царское величество... позволили им, сво­ей царской думе, с ними, с паны радами, сослатца, и послом бы с обе стороны на рубез съехатца, и о мирном договоре говорити и становити, как бы с обе стороны кровь уняти, и мир и покой учи- нити, и пленных на обе стороны свободити»269. Аналогичные слова были записаны в грамоту, отправленную с посланником Ф.Же- лябужским в декабре 1614 г. в Польшу270. Таким образом, возвра­щение И.Т.Грамотина в Москву, возможно, было связано с мирной инициативой рады Речи Посполитой, в качестве посланника кото­рой Грамотин мог выступить осенью 1614 г. Это отчасти объясняет, почему в октябре 1614 г. Иван Грамотин стоял на подворье Соло­вецкого монастыря, где позднее ставили датских и литовских дип­ломатов. Неизвестно, был ли Грамотин задержан в Москве насиль­но, или же он изъявил желание, покаявшись в своих изменах, пе­рейти на службу к царю Михаилу. Однако совпадение появления Ивана Грамотина в Москве с выдвижением польской дипломатией мирных предложений, особенно ввиду приводившейся выше фразы Жолкевского, видного сторонника прекращения «Московской вой­ны», представляется довольно интересным.

Следовательно, не позднее октября 1614 г. Иван Тарасьевич возвратился из Польши в Москву. Таким образом, И.Т.Грамотина можно считать одним из первых русских политических эмигрантов, вернувшихся в Российское государство. B связи с этим перед нами встает вопрос: чем можно объяснить реабилитацию Грамотина, по­зволившую ему вернуться на родину и вновь занять высокое место в служебной иерархии? Аргументацию С.Ф.Платонова, видевшего причину прощения дьяка в его «исключительной талантливости и деловитости»271, трудно назвать исчерпывающей. «Острую нехватку нужных кадров», отмеченную Н.Ф.Демидовой272, также нельзя счи­тать решающим фактором: Романовы могли миловать чиновников, изменявших предыдущим царям, но Грамотин успел провиниться и перед новой династией (в частности, он пытался воспрепятствовать избранию царем Михаила Федоровича). Поэтому, несмотря на то, что бояре еще в марте 1613 г. указали гонцу в Польшу Д.Оладьину обнадежить прощением московских изменников, «в ком правды почает»273, Иван Грамотин вряд ли мог надеяться на безнаказан­ность.

Несомненно, возвращаясь в Москву, Иван Тарасьевич рассчи­тывал на заступничество высоких покровителей. Однако укоренив­шееся в историографии представление, согласно которому своим прощением и возвышением после эмиграции Грамотин бьиі обязан протекции Филарета Никитича Романова, с которым он якобы сблизился в Польше274, может быть подвергнуто критике. Сведения об их контактах в Речи Посполитой отсутствуют. Сомнительно также, что пленный митрополит мог найти общий язык с изменни­ком, служившим польскому королю. Трудно также предположить, что сблизившись в Польше, дьяк и патриарх вернулись в Москву с диаметрально противоположными взглядами на цели и задачи внешней политики Московского государства: Грамотин был сто­ронником сближения с Речью Посполитой, а патриарх настаивал на военном реванше в борьбе с Польшей, для чего предлагал зак­лючить военный союз со Швецией275. Впоследствии именно Фила­рет Никитич стал инициатором опалы Ивана Грамотина. Кроме того, возвращение дьяка Грамотина в Москву и его реабилитация относятся ко времени, когда Филарет еще находился в польском плену. Более вероятно, что поддержку Ивану Тарасьевичу оказали Борис и Михаил Салтыковы, племянники царицы-инокини Мар­фы, которые были самыми влиятельными лицами при дворе до возвращения Филарета. C братьями Салтыковыми Грамотина свя­зывало многолетнее сотрудничество с их дядей М.Г.Салтыковым, также служившим Сигизмунду III и бежавшим в Польшу. Именно ко времени управления государством царицы Марфы и Салтыко­вых (начальному периоду царствования Михаила Романова) отно­сятся реабилитация и наибольшие успехи в карьерном продвиже­нии Ивана Тарасьевича. Близость дьяка Грамотина с семейством Салтыковых подтверждается также тем фактом, что в 1646 г., спус­тя восемь лет после смерти Ивана Тарасьевича, И.И.Салтыков сде­лал по нему вклад в Троице-Сергиев монастырь - золотое блюдо в 54 золотника276.

Источники пока не позволяют проследить биографию И.Т.Гра­мотина с октября 1614 г. по апрель 1617 г. B материалах делопроиз­водства Посольского приказа сохранилось дело, справленное неким подьячим «Иваном Гр...» (фамилия не сохранилась)277. Можно предположить, что по истечении некоторого времени после воз­вращения из Польши Иван Грамотин был лишен дьяческого чина и зачислен подьячим в Посольский приказ. Подобный прецедент уже имел место в рассматриваемую эпоху: после освобождения Москвы от поляков бьш разжалован в подьячие дьяк Евстафий Кувшинов, сотрудничавший с интервентами278. Однако, доказать справедливость данной версии не удается, и она остается лишь предположением.

B апреле 1617 г. Грамотин уже управлял деятельностью приказа Новгородской четверти, а год спустя вновь был допущен к дипло­матическим делам. 2 мая 1618 г. царь «указал свейское посольское дело ведати и в ответе з бояры быти дьяку Ивану Грамотину, а в ответех указал государь писатися ему думным»279. Уже 3 мая Иван Грамотин присутствовал на аудиенции шведским послам, во время которой исполнял функции, традиционно входившие в компетен­цию посольского дьяка, в частности, говорил послам речи от имени царя280. Вероятно, сначала Иван Тарасьевич должен был замещать

больного судью Посольского приказа Петра Третьякова на перего­ворах со шведскими послами (Грамотину было указано ведать лишь «свейское посольское дело»). Думным дьяком в это время его также именовали, надо полагать, лишь при шведских дипломатах, чтобы повысить авторитет и представительность русской ответной комис­сии. Представляется, что думный чин был официально пожалован И.Т.Грамотину несколько позже, около 19 мая 1618 г. B этот день состоялась аудиенция шведским послам. Церемониал царского приема, как нередко делалось в Посольском приказе, был состав­лен и записан заранее (позднее в тексте делались поправки соот­ветственно отклонениям от церемониала, после чего текст мог пе­реписываться начисто). B предварительной росписи церемониала аудиенции Иван Грамотин еще именовался дьяком, однако позже над строкой рядом с его именем везде было приписано слово «думной»281. Это позволяет сделать вывод о том, что официальное пожалованье И.Т.Грамотину думного чина произошло незадолго до 19 мая 1618 г. _

Неизвестно также, когда Иван Грамотин был официально на­значен главой Посольского приказа. Информация С.Б.Веселов- ского, согласно которой Иван Тарасьевич возглавлял дипломати­ческое ведомство с апреля 1618 г.282, не подтверждается данными делопроизводства Посольского приказа. Как указывалось выше, 2 мая Грамотину было указано ведать лишь «свейские дела», а не Посольский приказ. B связи с посольством Г.Стейнбока и ратифи­кацией Столбовского договора Иван Тарасьевич упоминается в По­сольском приказе и позднее: 19 июня 1618 г. информацию, касав­шуюся шведского посольства, велено было «сказати в Посольском приказе диаком Ивану Грамотину да Саве Романчюкову»283; 11 июля подьячему И.Дедкову и переводчику Т. фон Немену были выданы подорожные до шведского рубежа по грамотам за припи- сью дьяка Ивана Грамотина284; 2 августа 1618 г. из Посольского приказа в Белоозеро была отправлена грамота за приписью И.Грамотина285; 5 января 1619 г. к нему в Посольский приказ из Большого Прихода была прислана память о жалованье толмача В. Вилимова, отправленного на межевание русско-шведской грани­цы286. Однако, в связи с дипломатическими контактами с другими державами, имя Ивана Грамотина не встречается вплоть до лета 1619 г. B крымских делах, в частности, Грамотин упоминается в качестве думного посольского дьяка лишь с 30 июля 1619 г., когда он принимал в Посольском приказе гонца Ибрагим - мурзу и на аудиенции получал грамоты, являл крымцам царские подарки и говорил от лица Михаила Федоровича речь287. Назначение Грамо­тина судьей Посольского приказа произошло между 21 мая (когда в приказе упоминается один дьяк - Савва Романчуков)288 и 22 июня (в этот день Грамотин принимал в Посольском приказе датского гонца). По всей видимости, назначение Грамотина руководителем дипломатического ведомства произошло незадолго до 22 июня 1619 г.: в росписи церемониала встречи гонца было записано: «А лошадь под посланника с седлом посылана думново дияка Томила Луговского» (однако, имя Луговского было вычеркнуто, а вместо него было вписано «Ивана Грамотина»289. Далее, в наказе приставу было сказано: «А сказать ему: «Царского величества думной дьяк Иван Грамотин прислал к тебе лошадь». B последней фразе возле слова «дьяк» над строкой было приписано слово «посольской»290. Характер правки позволяет предположить, что Грамотин стал по­сольским дьяком незадолго до приезда датского гонца в Москву, поскольку сначала предполагалось участие в церемонии встречи другого думного дьяка - Луговского, а самого Ивана Грамотина записали в столбце без указания на его принадлежность к Посольс­кому приказу. Таким образом, наиболее вероятным временем ново­го назначения Ивана Тарасьевича судьей Посольского приказа сле­дует считать июнь 1619 г., а не май 1618 г., как считалось ранее. B связи с этим интересно отметить, что назначение Грамотина судьей Посольского приказа совпало во времени с возвращением из польского плена Филарета Никитича Романова, прибывшего в Москву 14 июня 1619 г. Данное обстоятельство позволяет нам ина­че истолковать фразу И.Массы, на основании которой прежде де­лались выводы о реабилитации Грамотина по воле Филарета: «Все сделано по приказу самого родителя царского, но все заранее уже было назначено и определено»291. Воле патриарха Иван Тарасьевич был обязан своим назначением главой Посольского приказа, но не реабилитацией, которая произошла значительно раньше. C сентяб­ря до 2 ноября 1619 г. Иван Грамотин находился с царем Михаи­лом Федоровичем на богомолье292 (в его отсутствие иностранных дипломатов принимали в Посольском приказе окольничий Г.К.Волконский и дьяк С.Романчуков). По возвращении в Москву, Грамотин вернулся к руководству внешнеполитическими делами (24 ноября 1619 г. участвовал в аудиенции крымскому гонцу, 17декабря вел с ним переговоры в приказе)293. Перечисленные факты свидетельствуют о том, что Посольский приказ был возглав­лен И.Т.Грамотиным в середине 1619 г.

Дальнейшая биография И.Т.Грамотина выходит за хронологи­ческие рамки настоящего исследования, поэтому жизненный путь думного дьяка после завершения Смуты приводится в общих чер­тах. Bo главе Посольского приказа Грамотин находился до конца 1626 г. Занимая этот пост, он продолжал проводить внешнеполити­ческую линию, направленную на сближение с Речью Посполитой, но при этом ему пришлось бороться с влиятельной боярской груп­пировкой, во главе которой стоял вернувшийся из плена неприми­римым противником Польши патриарх Филарет. Так, в июне 1621 г., принимая в Посольском приказе крымского посла Сулем- шу-мурзу, в ответ на его предложение вступить в союзе с Османс­кой империей и Крымским ханством в войну с Речью Посполитой, Иван Грамотин сказал, что «ныне царскому величеству послати ратей своих на полсково короля не время». Патриарх же вскоре, в начале июля, на совещании с царем заявил: «Ныне над ними [поляками. - Д.Л.] государю промышлять время»294. Царский отец, нередко проводивший свою дипломатическую политику в обход Посольского приказа, сумел в 1622 г. добиться разрыва отношений с Польшей. Московское государство при этом оказалась в диплома­тической изоляции, и Иван Грамотин сумел воспользоваться ошибкой Филарета Никитича и восстановить свое влияние при дворе: в 1623-1626 гг. Посольский приказ отклонил английское и два шведских предложения союза против Польши. Руководя По­сольским приказом, в 20-е годы XVII в. Иван Грамотин наладил личные (полуофициальные) контакты с английским дипломатом Дж.Мерриком295, что было серьезным новшеством в работе россий­ского дипломатического ведомства. Несмотря на противоборство с патриархом Филаретом, Иван Тарасьевич продолжал пользоваться доверием царя. Именно ему в 1624 г. было поручено деликатное расследование, связанное с установлением подлинности прислан­ной из Персии в подарок Михаилу Федоровичу Ризы Господней; в том же году И.Т.Грамотин возглавил приказ Золотой палаты296. Грамотин неизменно сопровождал царя в его поездках в Троице- Сергиев монастырь297; в 1626 г. он участвовал в подготовке свадеб­ной церемонии царя Михаила.

21 декабря 1626 г. И.Т.Грамотин был подвергнут опале и сослан в Алатырь, где провел почти семь лет. Ивану Тарасьевичу было предъявлено обвинение в колдовстве (говорили, что у думного дья­ка бьиі «волшебный крест» (или перстень), с помощью которого OH добивался царской благосклонности)298. По мнению С.А.Бело­курова, это было лишь поводом для удаления Грамотина от двора, главной же причиной опалы были его разногласия с патриархом Филаретом по внешнеполитическим вопросам299. Подтверждением того, что ссылка Ивана Грамотина была инициирована Филаретом Никитичем, является то, что сразу после смерти патриарха он был амнистирован и возвращен в столицу (5 октября 1633 г., на четвер­тый день после смерти царского отца, Грамотина было велено взять из опалы). B ноябре 1633 г. он был пожалован в московские дворя­не, 19 мая 1634 г. Иван Грамотин вновь стал думным дьяком По­сольского приказа, а 2 июня - печатником300.

Таким образом, Иван Тарасьевич полностью восстановил свое влияние при дворе, а также сам мог оказывать покровительство своим родственникам. Грамотин состоял в родстве с семейством Милославских: И.Д.Милославский, отец первой жены царя Алексея Михайловича Марии Ильиничны, приходился Ивану Грамотину племянником. Своим возвышением в начале карьеры будущий цар­ский тесть был обязан покровительству печатника Грамотина301. Уже к 20-м годам XVII в. Иван Тарасьевич был крупным землевла­дельцем - ему принадлежали родовая вотчина в Городском стане Звенигородского уезда и купленная вотчина в Горетовом стане Московского уезда. За участие в «московском осадном сидении» 1618 г. Грамотин был пожалован 15 августа 1619 г. вотчиной в За- кудемском стане Нижегородского уезда - селом Толоконцево (457 четей и 153 двора)302. B Нижегородском уезде в 1625 г, Грамотин владел и другой вотчиной - деревней Сопчино303. Всего, по сведе­ниям О.А.Шватченко, думный дьяк И.Т.Грамотин владел 1069 де­сятин вотчинной земли в трех уездах304. Кроме того, Ивану Грамо­тину принадлежало поместье Лена в Яренском уезде (с 1618/19 г.)305 Двор Ивана Грамотина в Москве бьиі расположен в Китай-городе, на Посольской улице (ныне Ильинка)306. Согласно разметному списку 1632/33 г. Грамотин бьиі одним из богатейших людей в дьяческом чину307. O богатстве И.Т.Грамотина свидетель­ствует и величина его монастырских вкладов: 100 рублей в 1620 г., 200 рублей в 1624 г., более 440 рублей по смерти308. Показателем богатства думного дьяка является его подарок, поднесенный царе­вичу Алексею Михайловичу - серебряный медведь. Сделан этот подарок был, вероятно, вскоре после возвращения И.Т.Грамотина из ссылки (А.Ф.Малиновский ошибочно относит это событие к 1642 г., когда дьяка уже не было в живых)309. Жалованье Грамотина (согласно «Боярской книге 1627 года») составляло 300 рублей310. Одним из источников доходов Ивана Тарасьевича были получае­мые им взятки: в 1646 г. российские купцы жаловались на засилье «гамбургских, брабантских и голландских немцев», имевших грамо­ты о торговых льготах: «А грамоты эти взяли они из Посольского приказа ложным своим челобитьем и многими посулами и помин­ками у думных дьяков Петра Третьякова и Ивана Грамотина»311.

Bo главе Посольского приказа после ссылки Грамотин находил­ся чуть больше года, однако к этому времени относится попытка реформировать российскую посольскую службу. B декабре 1634 г. в Стокгольме впервые в истории отечественной внешней политики было создано постоянное дипломатическое представительство - резидентура (просуществовавшая, правда, всего полтора года)312. B июле 1635 г. И.Т.Грамотин отказался от должности судьи Посольско­го приказа по старости, сохранив за собой должность печатника. Два следующих года Иван Тарасьевич оставался заметной фигурой при дворе. 4 ноября 1637 г. царь, отбывая на богомолье, поручил следить за порядком в Москве группе лиц, среди которых был и печатник Грамотин. Последний раз в приказной документации его имя упо­минается 15 декабря 1637 г.313 23 сентября 1638 г. Иван Тарасьевич Грамотин умер, не оставив потомства, приняв перед смертью постриг под именем Иоиля в Троице-Сергиевом монастыре314, где и был по­гребен 4 октября 1638 г.315 Так завершилась жизнь одного из инте­реснейших представителей московской приказной системы первой половины XVII в. Современники высоко оценивали выдающиеся способности и образованность Ивана Грамотина. Голландец Исаак Macca охарактеризовал думного дьяка следующим образом: «похож на немецкого уроженца, умен и рассудителен во всем и многому на­учился в плену у поляков и пруссаков»316.

По роду своей службы постоянно общаясь с иностранцами, И.Т.Грамотин воспринимал отдельные элементы европейской куль­туры. С.Ф.Платонов дал меткую характеристику думному дьяку Грамотину: «Он сам тянулся к иностранцам и без принуждения усвоил немецкое обличье и польский язык... Bo всем поведении Грамотина всегда сквозило одно - стремление к житейскому успе­ху, которого он ищет хотя бы ценою потери личного достоинства и чести. B нем и ему подобных нет ничего принципиального и идей­ного. Иноземное новшество для него - удобное и приятное житей­ское средство; старые устои - нечто, не имеющее цены»317. Увле­ченность Грамотина европейской культурой была отмечена И.Массой; свидетельством определенного внимания дьяка Грамо­тина к культуре Запада является заказ им собственного портрета - явление, распространенное в Европе, но в Российском государстве встречавшееся еще крайне редко (копия этого портрета сохрани­лась до настоящего времени и находится в Государственном исто­рическом музее, хотя о времени его написания идут споры). Кроме того, увлечение Ивана Тарасьевича западной культурой прослежи­вается и в его письмах JI.Canere, показывающих знакомство дьяка с польским языком, а также в попытках реформировать деятельность Посольского приказа по европейскому образцу. Несмотря на увле­чение элементами европейской культуры, И.Т.Грамотин оставался приверженцем православия: дома у него были довольно дорогие иконы; дьяк периодически делал пожертвования в монастыри и сам окончил жизнь монахом. Известен случай, когда Иван Грамотин некоторое время запрещал шведскому послу А.Д.Рубцову (бывшему российскому подданному) посещать православные храмы, опасаясь, что тот «отступил в римскую и в иные веры». B результате шведский посол получил разрешение молиться в русских храмах от самого пат­риарха Филарета, лично знакомого с Рубцовым318. B данном случае посольский дьяк оказался более последовательным «ревнителем благочестия», чем сам патриарх. Грамотин, безусловно, относился к порожденному Смутой поколению русских людей, которых, по вы­ражению В.О.Ключевского, «нужда впервые заставила заботливо и тревожно посматривать на еретический Запад в чаянии найти там средство для выхода из домашних затруднений, не отрекаясь от по­нятий, привычек и верований благочестивой старины»319.

Иван Грамотин занимался и литературной деятельностью - его перу принадлежит одна из редакций (шестая по счету) «Сказания о битве новгородцев с суздальцами». B этом произведении повеству­ется о сражении, выигранном новгородским войском в 1170 г. у войск владимиро-суздальского князя благодаря «чудесному заступ­ничеству» иконы Божьей Матери Знамения. Особенностью грамо- тинской редакции «Сказания...» является сочувственное отношение автора к «самовластью» новгородцев, которые «сами себе избираху» князей, и осуждение суздальских князей, которых Грамотин обви­няет в зависти к богатству Новгорода. Л.А.Дмитриев датировал на­писание этого произведения 30-ми годами XVII в., основываясь на том, что в заглавии «Сказания...» указано - «Сия повесть слогу пе­чатника Иоанна Тарасевича Грамотина»320. Однако выше указыва­лось, что Грамотин имел чин печатника дважды: в 1610-1612 гг. и в 1634-1638 гг. Поэтому написание «Сказания» может быть отнесено и к более раннему периоду.

Можно предположить, что «Сказание о битве новгородцев с суздальцами» было написано Иваном Грамотиным в конце 1610 г. - начале 1611 г. B пользу этой версии можно привести не­которые аргументы. Начальная граница этого временного отрезка соответствует времени подписания Сигизмундом III указа о назна­чении Грамотина судьей Посольского приказа, думным дьяком и печатником (29 ноября 1610 г.) Именно с данного момента Иван Тарасьевич официально получил право подписываться «с вичем», хотя печатником он именовал себя уже в сентябре 1610 г., в письме ко Льву Сапеге. Заслуживает внимания и тот факт, что празднова­ние чуда иконы Богоматери, заступничеству которой приписыва­лась победа новгородцев, относится к 27 ноября, а указ о назначе­нии И.Т.Грамотина печатником был подписан 29 ноября. Это по­зволяет предположить, что написание грамотинской редакции «Сказания...» было своего рода благодарностью Ивана Тарасьевича чудотворному образу, покровительством которого OH мог объяснить свое возвышение.

Работа над «Сказанием...», вероятно, завершилась не позднее начала 1611 г. B марте 1611 г. в Новгороде произошло восстание, причем был убит воевода И.М.Салтыков, присягнувший королеви­чу Владиславу. B июле того же года Новгород Великий заключил со Швецией (противницей Польши) договор об избрании на российс­кий престол королевича Карла-Филиппа. После упомянутых собы­тий печатник Грамотин, будучи сторонником поляков, вряд ли мог с похвалой отозваться о «самовластии» новгородцев, самостоятель­но избиравших себе князей.

B пользу датировки грамотинской редакции «Сказания...» 1610­1611 гг. можно привести еще один аргумент. Положительную ха­рактеристику новгородского «самовластия» Грамотиным трудно объяснить, если принять версию о написании произведения в 30-е годы XVII в. - подобный выпад против монархического принципа власти был в то время по меньшей мере неуместен. И, напротив, для конца 1610 г. такая трактовка событий XII столетия вполне объяснима: тогда в Москве ожидали скорого воцарения польской династии (которую бояре «сами себе избираху»). B этих условиях разгром «самовластными» новгородцами суздальских князей (предков пресекшейся московской ветви Рюриковичей, а также свергнутых Шуйских) мог оцениваться приверженцами королевича Владислава положительно. B 1630-е гг., когда Иван Тарасьевич Грамотин занимал руководящие посты при дворе Михаила Романо­ва, подчеркивавшего свое родство с Рюриковичами, печатник вряд ли осмелился бы одобрить разгром суздальских князей. Поэтому можно предположить, что написание грамотинской редакции «Сказания...» относится не к 30-м годам XVII в., а к рубежу 1610­1611 гг., и ее текст, таким образом, является литературным памят­ником эпохи Смутного времени.

Петр Алексеевич Третъяков. После освобождения Москвы от польского гарнизона главой Посольского приказа во временном правительстве, а затем и в правительстве Михаила Романова, стал Петр Алексеевич Третьяков. До последнего времени специальных работ, посвященных биографии этого человека, не было. Лишь не­давно был опубликован очерк Б.А.Куненкова, посвященный жизни и государственной деятельности посольского дьяка П.А.Третьякова321. B настоящей работе, следовательно, не имеет смысла воспроизводить биографию Третьякова во всех подробнос­тях. B данном исследовании будут прослежены лишь основные эта­пы жизненного пути этого человека, а также приведены сведения, позволяющие уточнить ряд спорных моментов в биографии судьи Посольского приказа Петра Третьякова.

До настоящего момента является нерешенным вопрос о проис­хождении П.А.Третьякова. По предположению Н.П.Лихачева, Петр Алексеевич Третьяков был сыном Третьяка Лошакова, убитого в 1552 г. под Казанью. При этом Н.П.Лихачев отождествлял П. Тре­тьякова с П.Лошаковым, служившим в 1605-1607 гг. в Разрядном приказе322. С.Б.Веселовский высказал предположение, согласно которому Петр Третьяков был сыном Третьяка Семенова Федорова, продавшего в 1551/52 г. принадлежавшую ему половину села в Дмитровском уезде, а в 1595 г. упомянутого в документах в каче­стве думного дьяка Ямского приказа. Отвергая тождество Третьяко­ва и Лошакова, С.Б.Веселовский, тем не менее, ошибочно припи­сал П.А.Третьякову факт из биографии П.Лошакова - службу в Разрядном приказе в июле 1605 г., при Лжедмитрии I323. Б.А.Куненков, приводя в своей работе обе точки зрения, не скло­няется окончательно ни к одной из них, оставляя вопрос о проис­хождении П.А.Третьякова открытым324.

Следует отметить, что обе вышеприведенные версии не разъяс­няют происхождения фамилии и отчества Петра Алексеевича Тре­тьякова: отец будущего судьи Посольского приказа, безусловно, должен был носить имя Алексей, а Третьяком, соответственно, мог именоваться его дед, а не отец. Кроме того, есть основания утверж­дать, что Петр Третьяков и Петр Лошаков - два разных лица. П.Лошаков впервые упоминается в источниках летом 1605 г.: во время похода самозванца из Тулы к Москве Лошаков был дьяком «в Розряде»325. 14 июля 1605 г., как указывалось выше, он по- прежнему был дьяком Разрядного приказа326. 17 ноября 1605 г. в документах упоминаются дьяки Разрядного приказа И.Стрешнев, Т.Витовтов, П.Лошаков327. Петр Лошаков продолжал службу в этом ведомстве и в 1607 г.: в материалах Посольского приказа сохрани­лась память от 24 апреля 1607 г., отправленная в Разрядный приказ дьякам Т.Витовтову, И.Карташеву и П.Лошакову328. B 1607 г. дьяк Петр Лошаков участвовал в походе царя Василия Шуйского под Тулу против И.И.Болотникова (поход завершился в октябре 1607 г. взятием этого города)329. Как видно, в 1605-1607 гг. карьера Петра Лошакова была связана с Разрядным приказом, где на протяжении этих трех лет он имел чин дьяка.

Факты биографии Петра Алексеевича Третьякова не совпадают с данным этапом жизни Петра Лошакова. Долгое время считалось, что наиболее раннее упоминание о П.А.Третьякове относятся к 1605-1606 гг. (С.Б. Веселовский ошибочно приписывал ему службу в Разрядном приказе в 1605 г.; С.А.Белокуров впервые упоминает

Петра Третьякова как подьячего Посольского приказа в 1606 г.)330 Однако, в материалах делопроизводства Посольского приказа уда­лось обнаружить более раннее упоминание о Петре Алексеевиче Третьякове. B голландских столбцах сохранилась челобитная Петра Третьякова, поданная им на царское имя в 1615 г., когда он уже занимал пост судьи Посольского приказа. B этом документе Треть­яков сообщал: «в 111-м году посылал царь Борис к датцкому Хрис- тьяну королю в посланникех Офонасья Власьева, а с ним... посы­лал меня, холопа твоего»331. Позднее, в июне 1616 г., в царской грамоте, отправленной в Любек, было записано: «Извещал нашему царскому величеству... думной посольский дьяк Петр Третьяков: во сто первом на десять году блаженные памяти... царь... Борис Федо­рович... посылал к датцкому Христьяну королю в посланникех... посольского дьяка Офонасья Власьева, а он, Петр, был с Офонась- ем в те поры в секретарех»332. Из приведенных выдержек следует, что Петр Алексеевич Третьяков участвовал в посольстве Афанасия Власьева в Данию в июле 1603 - апреле 1604 гг., причем исполнял в составе этой миссии функции подьячего для письма (секретаря). Вероятно, в то время П.Третьяков уже являлся подьячим Посольс­кого приказа, с которым была в дальнейшем связана его жизнь вплоть до 1608 г. B списке подьячих, служивших в Посольском приказе при А.И.Власьеве (этот список, вероятно, отражает состоя­ние штата дипломатического ведомства на 1604-1605 гг.), имя Тре­тьякова не названо333. По всей видимости, в то время П.Третьяков, как и В.Телепнев, занимал должность «молодого» подьячего (они не перечислены в росписи поименно). Следующее упоминание о Петре Третьякове относится к 1606 г., когда Посольский приказ был возглавлен В.Г.Телепневым. B начале царствования Василия Шуйского в дьяки был пожалован первый подьячий Посольского приказа Андрей Иванов, отправлявшийся с посольством в Польшу. Ero место в штате подьячих дипломатического ведомства было за­нято Петром Третьяковым: «А при царе Василье Ивановиче был в Посольском приказе диак Василей Телепнев, и Ондрею Иванову из подьячих велено быть во диацех, а на ево место был в подьячих Петр Третьяков, поместной оклад ему был 500 чети, денег 50 рублев»334. B качестве посольского подьячего П.А.Третьяков упоминается и 12 но­ября 1607 г., когда по распоряжению Василия Телепнева он ходил «выговаривать» польским послам за их попытку самовольно уехать из Москвы335. B июне 1608 г. первый подьячий Посольского приказа Третьяков отъехал из Москвы в Тушинский стан второго самозван­ца336. Таким образом, жизнь и деятельность Петра Алексеевича Тре­тьякова в 1603-1608 гг. была связана с Посольским приказом, где он служил подьячим, в то время как Петр Лошаков в это же время чис­лился дьяком Разрядного приказа. Таким образом, отождествлять Петра Третьякова с Петром Лошаковым нет оснований.

Можно выдвинуть еще одну гипотезу о происхождении П.А.Третьякова. Возможно, он был выходцем из знатного рода Третьяковых-Головиных (Ховриных), выехавших на службу к мос­ковским государям в конце XV в. из крымского княжества Феодо- po, и занимавших высокие посты в Московском государстве в XVI столетии. B пользу этой версии можно привести несколько аргу­ментов. Во-первых, во вкладной книге Троице-Сергиева монастыря вклады по смерти думного дьяка Петра Третьякова записаны вмес­те с вкладами Третьяковых-Головиных: там же упоминаются Иван Иванович, Борис Семенович и Фома Третьяковы337. Во-вторых, в «Боярских списках» рубежа XVI-XVII столетий упоминается Алек­сей Фомич Третьяков, служивший в 1577 г. в стольниках, а в 1598/99 г. - в московских дворянах338. Если принять версию о том, что А.Ф.Третьяков был отцом П.А.Третьякова, то снимается вопрос об отчестве посольского дьяка: в этом случае он действительно должен именоваться Петром Алексеевичем Третьяковым. B- третьих, известно, что А.Ф.Третьяков и его брат С.Ф.Третьяков владели вотчинами в Московском (села Хорошево, Витенево, Хов- рино)339, Ростовском (село Судино)340, Костромском (села Олекси- но и Широково)341 уездах. B начале XVII в. Алексей Третьяков был крупным землевладельцем: в поход против Лжедмитрия в 1604 г. он выставил 26 всадников342. Позднее, в 1608 г., возглавив Поместный приказ у Тушинского вора, Петр Третьяков получил земельные по­жалования в тех же местах, где имели вотчины Третьяковы- Головины: село Сулось в Ростовском уезде и село Васильевское в Суздальском уезде343 (село Широково Костромского уезда, принад­лежавшее Третьяковым, было расположено «на реке Шаче на Суз­дальском рубежу»)344. Учитывая, что все земельные пожалования в Тушинском лагере должны были осуществляться с ведома помест­ного дьяка, следует полагать, что вышеназванные села выбрал для себя сам Петр Третьяков.

Кроме того, предположение о знатном происхождении П.А.Тре­тьякова объясняет его стремительную карьеру в начале правления Василия Шуйского, а затем в окружении Лжедмитрия II, при «семибоярщине» и Михаиле Романове. B 1606 г., после убийства «расстриги», Петр Алексеевич выдвинулся на должность первого посольского подьячего, обойдя в карьерном продвижении других подьячих, имевших гораздо больший опыт дипломатической рабо­ты. B Тушино Третьяков практически сразу был пожалован из по­дьячих в думные дьяки Поместного приказа. Здесь он также ока­зался на более значимых постах, чем другие сторонники самозван­ца, ранее стоявшие в служебном отношении выше него. Например, И.Т.Грамотин, отъехавший в Тушино из Пскова вскоре после Тре­тьякова, в сентябре 1608 г., мог рассчитывать на большую благо­склонность при дворе Лжедмитрия, поскольку при «царе Димитрии Ивановиче», за которого выдавал себя второй самозванец, он имел чин думного дьяка и руководил Поместным и Посольским прика­зами. При царе Василии Шуйском Грамотин, как говорилось вы­ше, подвергся опале и был выслан из столицы. Однако Иван Гра­мотин, приехавший в Тушино дьяком, оставался в этом чине вплоть до 1610 г., когда перешел на сторону короля Сигизмунда. B то же время Петр Третьяков, занимавший при «царе Димитрии» скромную должность подьячего и не только не подвергшийся опа­ле, но и возвышенный врагом Тушинского вора Василием Шуйс­ким до первого подьячего Посольского приказа, был немедленно пожалован Лжедмитрием II в думные дьяки одного из важнейших ведомств (думным дьяком П.А.Третьяков именует себя уже в пись­ме к Я.Сапеге в декабре 1608 г.)345 Вероятно, возвышение Третья­кова в Тушино объясняется не его тождеством с разрядным дьяком Петром Лошаковым, как предположил Б.А.Куненков346, а принад­лежностью Петра Алексеевича к знатному роду. Этим же, вероятно, объясняется и тот факт, что в августе 1610 г. П.Третьяков был на­зван в числе самых родовитых сторонников Лжедмитрия, вместе с М.Турениным, Ф.Долгоруким, А.Сицким, Ф.Засекиным, А.Нагим, Г.Сунбуловым, Ф.Плещеевым347. Позже, после капитуляции польского гарнизона в Кремле в конце 1612 г., Петр Третьяков был едва ли не единственным из дьяков, который сидел с поляками в осаде и не подвергся со стороны ополченцев даже временной опале (его товарищи по чину были наказаны за сотрудничество с поляка­ми: Ф.Андронов казнен; И.Безобразов, С.Соловецкий, Б.Замоч- ников подвергнуты пыткам (причем последний скончался)348, Е.Кувшинов лишен дьячества; Е.Витовтов, И.Грамотин и В.Янов, находившиеся в тот момент в Польше, были провозглашены из­менниками). Наказания не понесли люди родовитые: официально они считались «пленными» у поляков. Петр Третьйков также не был наказан; напротив, вскоре после освобождения Москвы его поставили во главе Посольского приказа. Bce это позволяет пред­положить, что П.А.Третьяков происходил из знатного рода.

B пользу предположения о знатном происхождении дьяка Тре­тьякова свидетельствует и следующий факт. B документации По­сольского приказа 1615-1616 гг. судья Посольского приказа имену­ется «с вичем»349. B марте 1618 г. П.А.Третьяков был включен в состав комиссии, которая должна была отправиться на мирные пе­реговоры с польскими дипломатами. При этом во всех случаях, когда перечислялись имена членов русской делегации, в тексте бы­ли оставлены пустые места под отчество Петра Третьякова, а в од­ном месте имя думного дьяка было написано полностью, «с ви- чем» - «Петру Алексеевичю Третьякову»350. Обыкновенно же име­на думных дьяков в официальных документах писались вовсе без отчества.

Попытаемся разобраться в причинах, по которым выходец из рода Третьяковых-Головиных начал службу в приказной системе. Возможно, это было следствием опалы, какой были подвергнуты Головины в конце XVI в. в период регентства Бориса Годунова. Они стали первыми представителями знати, на которых была по­ложена опала после смерти Ивана Грозного. Члены этого семейства находились в ссылке на воеводствах в окраинных городах вплоть до прихода в Москву Лжедмитрия. Известно, что Головины были дав­ними сторонниками князей Шуйских, составлявших в конце XVI в. оппозицию Борису Годунову351. B «Боярских списках» рядом с именами Третьяковых-Головиных имеются пометки, свидетель­ствующие о том, что они также находились в немилости. Так, в списке 1588-1589 гг. рядом с именем А.Ф.Третьякова были записа­ны слова «отослан, у пристава»352; в списке 1598-1599 гг. имя А.Ф.Третьякова было зачеркнуто, рядом с ним помещена запись - «в Сибирь»353. Василий Алексеевич Третьяков (вероятно, брат Петра Алексеевича) в списке жильцов 1602-1603 гг. стоит последним354. Кроме того, по наблюдениям А.П.Павлова, дети представителей зна­ти редко служили в жильцах355. По всей видимости, опала семейства Головиных стала причиной службы П.АТретьякова подьячим в По­сольском приказе. Интересно также, что начало быстрого карьерного продвижения Петра Третьякова относится ко времени воцарения Василия Шуйского, сторонниками которого были Головины.

Таким образом, начальный период биографии Петра Алексееви­ча Третьякова восстанавливается следующим образом. Петр Треть­яков родился в семье Алексея Фомича Третьякова, вероятно, на рубеже 70-80 гг. XVI в. (в это время А.Ф.Третьяков бьш стольни­ком, а стольники, по данным А.П.Павлова, в массе своей были людьми молодыми; сын А.Ф.Третьякова и брат Петра Алексеевича Василий в начале XVIl в. был жильцом, которые в большинстве случаев также были молодыми)356. После опалы, которой был под­вергнут род Головиных в 80-е годы XVI в., Петр Алексеевич Треть­яков, вероятно, был вынужден по вступлении в зрелый возраст на­чать службу в каком-либо из московских приказов. Служить в По­сольском приказе Третьяков начал на рубеже XVI-XVII вв. (в спис­ке посольских подьячих 1594 г. он еще не назван, а в 1603-1604 гг. он уже участвовал в посольстве А.И.Власьева в Данию). До середи­ны 1608 г. Петр Алексеевич служил в дипломатическом ведомстве, где с мая - июня 1606 г. бьиі первым подьячим. После прихода под Москву войска Лжедмитрия II подьячий Третьяков перешел на его сторону и был пожалован им в думные дьяки.

B 1608-1609 гг. П.А.Третьяков был одним из ближайших спод­вижников «Тушинского вора», возглавляя «воровской» Поместный приказ и участвуя в боевых действиях. B конце ноября 1609 г. Петр Третьяков вместе с «воровским» воеводой князем Григорием Ша­ховским отправил послание польским послам, ехавшим на перего­воры в Тушино. B письме содержалось требование сократить по­сольскую свиту до 100 человек357, поскольку сторонники самозван­ца полагали (и не без оснований), что целью польских дипломатов являлся раскол тушинского лагеря. После бегства самозванца из Тушино Третьяков последовал за ним в Калугу, где по-прежнему руководил Поместным приказом. Немецкий наемник Конрад Бус­сов обвинял П.А.Третьякова в том, что в Калуге он был одним из доносчиков Лжедмитрию II на служивших ему немцев: «Ложные доносы на немцев делали советники Димитрия, а именно: князья Григорий Шаховской, Трубецкой, Рындин, Петр Алексеевич, Ми­хаил Константинович Юшков, Третьяков, Никифорович и еще не­которые другие. Bce они получили и заняли те превосходные поме­стья, которые в свое время Димитрий дал немцам за верную служ­бу. Поэтому они опасались, что если немцы останутся в милости, то эти поместья могут быть у них отняты и снова отданы нем­цам»358. По-видимому, Буссов ошибочно упомянул поместного дьяка в этом отрывке дважды - как Петра Алексеевича и как Тре­тьякова. После свержения в Москве Василия Шуйского П.А.Треть­яков изменил Лжедмитрию и уже 28 августа 1610 г. «принес вину» королевичу Владиславу359. Вскоре, лишенный думного чина, Петр Третьяков вместе с воеводой И.М.Салтыковым был отправлен при­водить к присяге польскому принцу Новгород Великий. B ноябре 1610 г. Салтыков и Третьяков уведомили своей грамотой короля Сигизмунда о том, что Новгород присягнул Владиславу360. После этого Петр Алексеевич был дьяком в Новгороде и оставался на этом посту, вероятно, до марта 1611 г., когда город восстал против московского правительства.

Сведения о деятельности Третьякова в последующие полгода от­сутствуют. Вероятно, по окончании новгородского восстания он отправился в подмосковный лагерь Первого ополчения, где 20 ав­густа 1611 г. упоминается уже в качестве думного дьяка Поместного приказа. B ополчении Д.Т.Трубецкого и И.М.Заруцкого Петр Тре­тьяков оставался до декабря 1611 г. Вскоре П.А.Третьяков вновь перешел на сторону королевича Владислава: 25-26 января 1612 г. он

скрепил своей подписью «увещательные грамоты» в Ярославль и Кострому, призывая жителей этих городов подчиниться сыну коро­ля Сигизмунда361. Можно предположить, что перебежавший в Кремль в начале 1612 г. Петр Алексеевич Третьяков возглавил сто­личный Посольский приказ вместо бежавшего в это же время в Польшу Ивана Грамотина. Косвенным подтверждением этой мыс­ли является то, что после освобождения Москвы именно Третьяков был поставлен во главе Посольского приказа «временного прави­тельства» - «Совета всея земли» как представитель администрации, сотрудничавшей с поляками (вместе с ним приказ возглавил сто­ронник Ополчения Романчуков). Однако прямых доказательств данной гипотезы обнаружить не удается. -" -,

Следующее (после января 1612 г.) упоминание Третьякова в ис­точниках относится к ноябрю 1612 г., когда Москва была освобож­дена от польского гарнизона. Неясным остается вопрос о том, пе­решел ли П.Третьяков на сторону ополчений до капитуляции поля­ков, или вышел из Кремля вместе с московским правительством королевича Владислава. Б.А.Куненков предположил, что Третьяков примкнул к отрядам К.З.Минина и Д.М.Пожарского ранее июня 1612 г., поскольку можно отметить определенные текстологические совпадения между грамотой, отправленной Пожарским 20 июня 1612 г. к императору Рудольфу II, и наказами, составленными для русских послов в 1613 г., когда П.А.Третьяков стоял во главе По­сольского приказа362. Однако, это не является бесспорным доказа­тельством того, что Третьяков в июне 1612 г. находился в ополче­нии и был автором грамоты, направленной в Империю. Текстоло­гические совпадения грамоты и посольских наказов могут объяс­няться и тем, что в 1613 г. Посольский приказ при составлении документации для посольств за границу пользовался материалами, накопившимися в его архиве за предыдущие годы. Подобная прак­тика была достаточно распространенной: например, можно обна­ружить текстологические совпадения между наказом И.Кондыреву и М.Неверову, отправленным во Францию в 1615 г., и наказом М.Татищеву и А.Иванову, выехавшим в Грузию в 1604 г. (в части, где говорится о гибельных последствиях вражды между христианс­кими народами)363. Наконец, текстологические совпадения в гра­мотах 1612 и 1613 гг. могут быть объяснены и пребыванием летом 1612 г. в лагере Второго ополчения дьяка Саввы Романчукова, ко­торый позднее стал вторым посольским дьяком. Таким образом, доказать тезис о переходе Петра Третьякова на сторону ополченцев еще до капитуляции польского гарнизона Кремля не удается.

15 ноября 1612 г. Петр Третьяков подписал грамоту от Земского совета в Новгород. Спустя неделю, 21 ноября, он упоминается уже в качестве дьяка Посольского приказа. Думный чин бьш пожалован ему 13 июня 1613 г. (столь длительный промежуток времени между назначением на должность главы Посольского приказа и производ­ством в думные дьяки объясняется, скорее всего, тем, что Третья­ков возглавил дипломатическое ведомство в условиях междуцар­ствия - Михаил Романов венчался на царство лишь 11 июня). Именно Петр Алексеевич Третьяков скрепил своей приписью «грамоту утвержелную» об избрании на престол Михаила Федоро­вича; позднее эта грамота хранилась в Посольском приказе364. B день царского венчания Петру Третьякову было поручено сообщить боярам их места и функции в этой церемонии365.

Став главой российской дипломатии, П.А.Третьяков принимал активное участие в восстановлении дипломатических связей с со­седними державами. 23 марта 1613 г. им были отправлены грамоты в Рязань и Казань - дьяк распорядился улучшить содержание на­ходившихся там ногайских послов, приехавших еще при Василии Шуйском. 18 августа 1613 г. Третьякову была доставлена грамота ногайского князя Иштерека, присланная из Тобольска. B тот же день Третьяков распорядился отправить ногайских посланников в Москву366. B 1613 г. под руководством П.А.Третьякова были подго­товлены посольства в Империю и Голландию, Данию, Англию, Крым, Турцию, Персию, Ногайскую Орду. Целью всех этих миссий было известить о восшествии на престол Михаила Федоровича и добиться помощи зарубежных держав в борьбе против Польши и Швеции. Факт участия Петра Третьякова в составлении документа­ции для послов подтверждается тем, что в черновике наказа по­сланникам в Крым А.Лодыженскому и П.Данилову в конце текста сохранилась его подпись367. Посольства 1613 г. частично справи­лись со своими задачами: все державы, кроме Империи и Речи По­сполитой, признали законность прав Михаила Романова на россий­ский престол; дипломатические отношения, прерванные Смутой, были возобновлены, однако военной помощи Московскому госу­дарству никто не оказал.

Помимо подготовки посольств, Петру Третьякову приходилось участвовать в аудиенциях и переговорах с иностранными диплома­тами. B 1614-1615 гг. в Москве принимали послов из Англии, Да­нии, Голландии, Крыма, Турции, Персии, Ногайской Орды и ряда других держав. 29 июня 1614 г. Третьяков расспрашивал в Посольс­ком приказе ногайского гонца368; в январе - мае 1615 г. принимал в Посольском приказе голландского гонца Исаака Maccy и 31 мая участвовал в аудиенции этому дипломату369; 1 января 1615 г. Треть­яков присутствовал на приеме английского посла Джона Меррика, а затем входил в состав ответной комиссии на переговорах с ним370;

13 января 1615 г. П.Третьяков вел переговоры с персидским гонцом Ходжи-Муртозой371. Вплоть до весны 1618 г. думный дьяк Петр Третьяков был неизменным участником всех аудиенций, перегово­ров и иных дел дипломатического характера. He во всех начинани­ях посольскому дьяку сопутствовал успех. Так, в 1615-1616 гг. со­рвались мирные переговоры между Московским государством и Польшей, причем позднее автор «Нового летописца» возложил ви­ну в этом на Петра Алексеевича Третьякова: «Всему же тому доб­рому делу и посольству было разрушение от дьяка Петра Третьяко­ва». Судью Посольского приказа обвиняли также в изменнических связях со шведами, оккупировавшими Новгород372. B целом, одна­ко, результаты государственной деятельности П.А.Третьякова сле­дует оценить положительно. B годы руководства Третьякова По­сольским приказом дипломатические связи с соседними государ­ствами были не только восстановлены, но и расширены: русские дипломаты посетили новые для российской внешней политики страны; начался обмен посольствами с Голландией. Одним из важ­нейших результатов деятельности Посольского приказа в 1613­1617 гг. стало заключение Столбовского мира между Московским государством и Швецией в феврале 1617 г. Анализируя внешнепо­литическую деятельность П.А.Третьякова, можно прийти к выводу, что судья Посольского приказа был вполне самостоятельным руко­водителем дипломатического ведомства. Вряд ли можно согласить­ся с мнением Б.А.Куненкова, считающего, что Третьяков не был хорошим специалистом и «должен бьиі нуждаться в помощи чи­новников - профессионалов», каковым стал его заместитель С. Романчуков. Б.А.Куненков высказал мысль, согласно которой в

1612- 1618 гг. Посольским приказом управлял «дуумвират»373. Одна­ко, материалы делопроизводства Посольского приказа не позволя­ют сделать вывода о том, что деловые отношения судьи приказа и его заместителя в данный период в чем-либо отличались от анало­гичных отношений в последующее время. Безусловно, как и все другие руководители Посольского приказа, Петр Третьяков нуж­дался в высококвалифицированных специалистах, но при этом не следует недооценивать уровня профессионализма самого судьи ве­домства, имевшего опыт работы в подьячих Посольского приказа. Кроме того, известны случаи, когда П.А.Третьяков вел переговоры с иностранными дипломатами совершенно самостоятельно, без участия второго посольского дьяка (как, например, в декабре 1614 - январе 1615 гг. с персидским гонцом)374.

Оценивая государственную деятельность П.АТретьякова, следует отметить, что помимо Посольского приказа он руководил Устюжской четвертью (С.Б.Веселовский указывает, что это ведомство было воз­главлено Третьяковым 2 апреля 1616 г.375, однако в источниках удается обнаружить более раннее упоминание о руководстве П.А.Третьякова Устюжской четью, относящееся к 13 сентября 1614 г.376). Кроме того, Третьяков руководил приказом Казанского дворца ^поминается как глава этого учреждения 8 февраля, 18 мая и 21 июня 1616 г.)377; в июне 1617 г. П.АТретьяков вместе с И.Б.Черкасским пересматривал жало­ванные грамоты после отмены тарханов378.

Петр Третьяков бьш одним из самых богатых людей в своем чи­ну и крупным землевладельцем. Ему принадлежали поместья и вотчины в Вологодском и Арзамасском уездах379; в 1617 г. он обме­нял свое вологодское поместье на поместье в Рязанском уезде380. Годовое денежное жалованье думного дьяка Третьякова составляло 200 рублей381. Как и И.Т.Грамотин, П.А.Третьяков бьш нечист на руку: в 1646 г. русские купцы жаловались царю на иноземцев, по­лучивших грамоты на льготы посулами этим посольским дьякам. Недовольны Третьяковым были и иностранные купцы, в частности, голландцы. И.Масса в своих донесениях сообщал о смерти посоль­ского дьяка Третьякова с нескрываемой радостью382.

От руководства Посольским приказом П.А.Третьяков отошел, вероятно по состоянию здоровья, незадолго до смерти. Последняя из сохранившихся подорожных грамот, выданных по памяти за приписью Третьякова, датирована 3 сентября 1617 г.383; после этого с 7 сентября 1617 г. по 30 июня 1618 г. подорожные дипломатам и иностранцам выдавались по памятям за приписью дьяка Саввы Романчукова384. B Описи 1626 года сохранилась запись о приеме посла от крымского царевича Шан-Гирея - Эминшертя - дьяком Саввой Романчуковым385 (последнее, согласно сохранившимся до­кументам, имело место в марте 1618 г.)386 20 марта 1618 г. калмыц­ких послов принимал в Посольском приказе один Савва Романчу- ков, причем в столбце было записано, что Петр Третьяков в это время был болен387. 29 марта 1618 г. П.А.Третьяков присутствовал на аудиенции, данной ногайским и калмыцким послам388. После­днее упоминание в документах об исполнении Петром Третьяко­вым обязанностей посольского дьяка относится ко 2 апреля 1618 г., когда он принимал в Посольском приказе крымских послов389. Ве­роятно, Петр Алексеевич заболел и окончательно отстранился от руководства приказом в апреле: 12 апреля 1618 г. распоряжения о финансировании посольства в Персию отдавал уже его заместитель С.Романчуков390. 1 мая 1618 г. Третьяков должен был присутство­вать на аудиенции крымскому послу Шебан-аге (церемониал был составлен заранее), однако вместо него функции главы Посольско­го приказа на приеме исполнял дьяк Савва Романчуков391. 2 мая

И.Т.Грамотину было поручено замещать судью Посольского прика­за в переговорах со шведскими послами.

Точная дата смерти Петра Третьякова неизвестна. Еще в марте 1618 г. он был назначен участвовать в предполагавшемся съезде с польскими послами392. 10 и 14 мая из Посольского приказа в Раз­рядный и Стрелецкий приказы были отправлены памяти, отписки по которым указали переслать в Посольский приказ дьякам П.Третьякову и С.Романчукову393. Вероятно, на тот момент еще была надежда на возвращение Петра Алексеевича к руководству дипломатическими делами. 16 мая 1618 г. Вожезерскому монастырю была дана жалованная несудимая грамота за приписью П.А.Третья­кова394. 13 июня 1618 г. супруга Петра Алексеевича, Варвара, уже упоминала в своей челобитной, что ее мужа «не стало»395. Перед смертью Петр Третьяков постригся в монахи под именем Павла; его вотчина в Арзамасском уезде отошла вдове и сыновьям Ивану и Юрию396. Троице-Сергиев монастырь получил по смерти думного дьяка необычно маленький для человека его социального положения вклад - 20 рублей. Возможно, это объясняется обстоятельствами времени - на Москву в тот момент надвигалось войско польского королевича Владислава. Спустя 10 лет после смерти П.А.Третьякова его вдова Варвара пожаловала монастырю драгоценный крест сто­имостью в 200 рублей (этот крест позднее бьиі использован при кре­щении царевича Алексея Михайловича)397.

Роль Византийского наследия в дипломатии Средневековой Руси

Образцом для варварских королевств была дипломатическая служба в Восточной Римской (Византийской) империи. Сохранив старые римские традиции, все более изощряясь в новой, сложной и опасной обстановке, когда чаще приходилось полагаться на хитрость и интригу, чем на силу, византийская дипломатия оказала огромное влияние на всю дипломатию средневековья.

Принципы и методы византийской дипломатии во взаимоотношениях с «варварскими» государствами включали в себя, прежде всего, установление межгосударственных договорных отношений, вводивших международную политику в правовое русло, теоретически препятствовавшее неожиданных набегов, разгрому городов, оказанию военного давления, что и подтверждают договоры Византии с Русью в 907 и 911 годах.

Именно с этих договоров и начались дипломатические отношения с Византией. Так как Русь только образовалась как государство, древняя и сильная Византия оказала большое влияние на Русь, в частности на ее дипломатию.

Одним из самых важных факторов распределения своего влияния на окружающий мир Византия считала христианство. Причем вера и церковь являлись не только фактором духовного, культурного взаимодействия, но и мерой разрешения политических конфликтов. Вместе с христианством на Русь пришли первые письменные законы – византийские номоканоны – кормчая книга. После принятия христианства повысился международный авторитет Руси, она стала полноправным членом христианской Европы.

Определяющее влияние византийских норм сказалось в использовании византийских весовых и денежных мер - литр (в тексте договора 911 года), система летоисчисления и датировка акта (договоры 911 и 944 гг.)

Использование символики ритуала и большого престижного значения византийской титулатуры – также один из методов византийской дипломатии, отраженный и в русско-византийских договорах. Самое важное заимствование из византийской символики было, конечно, з аимствование герба – двуглавого орла.

Наряду с символикой титулатуры и дипломатического этикета, очень важное место в отношениях с чужеземцами уделялось церемониям приемов, торжественных обедов, официальных и неофициальных бесед. Ритуал подобных целых представлений был строго дифференцирован в зависимости от ранга гостя, последовальность «мизансцен» досконально расписывалась в руководствах по приемам послов и режиссировалась. Прекрасным образцом такого памятника, особенного для изучаемого периода, является трактат «О церемониях византийского двора» 0 обрядник, авторство которого до последнего времени относили к императору Константину VII Багрянородному. В к ниге приводятся примеры организации приемов различных иноземных послов, именно благодаря этому произведению мы столь подробно знаем обстоятельства посольства княгини Ольги. Обращалось внимание на эстетическое, эмоциональное воздействие на гостей увиденного в византийской столице. С этой целью демонстрировались императорские и церковные сокровища, памятники искусства, драгоценности. Этой же цели служили и богатые подарки визитерам, поднесение которых сопровождалась особым ритуалом. Многие такие ритуалы переняли русские дипломаты у византийцев и широко их использовали.

После падения Византийской империи Россия стала считать себя ее преемницей. Теория Москва – третий Рим стала очень популярной в России в XVI веке. Идея подразумевала, что вслед за Константинополем Москва станет столицей христианства в Европе и будет покровительницей всех христиан. Таким образом поднялся бы статус Русского государства.

Византийская дипломатия сильно воздействовала на русскую, и ее влияние прослеживается в дипломатии Средневековой Руси.

Посольский обряд

В XVI-XVII веках сформировался, так называемый Посольский обряд, т.е. дипломатический этикет. Так как русские дипломаты очень много переняли у своих иностранных коллег, в Москве сложился довольно сложный этикет. Основа обряда была западная, но она приобрела закостенелый характер и обросла азиатскими условностями. За время существования Посольского приказа произошло немало казусов, связанных с русскими посольствами в других странах. В представлении московских дипломатов все государи делились на ранги, т.е. не каждого государя, русский царь мог считать своим братом. Послы всегда получали от Посольского приказа наказ, так сказать должностные инструкции, что и как делать, как себя вести и.т.д. Неограниченных полномочий они никогда не имели, поэтому при непредвиденных обстоятельствах посылали гонцов в Москву. В наказах строго прописывался церемониал посольства. До аудиенции у царя послам запрещалось вести переговоры с министрами или даже посещать их. Нельзя было представляться государю одновременно с послами других стран. Важными были указания, как приветствовать иностранного государя. Московский этикет не приветствовал унизительного проявления почтения, поэтому государя приветствовали стоя, не садясь на колени. Также московское правительствовало, чтобы государь самолично принимал грамоту у посла. По возвращении послы представляли подробнейший отчет о своей поездке в виде дневника, где по дням было перечислено все, что они говорили, слышали и видели за границей. Не менее сложным был ритуал приема иностранных гостей в столице. На границе послов встречали воеводы пограничного города. С момента вступления на русскую почву послы получали еду в больших количествах, но не самого лучшего качества, на почве чего всегда происходили недоразумения. Послов встречали с почетом, но они также не должны были видеться с должностными лицами до аудиенции у царя. Послы должны представляться в шляпах. Существовало много условностей и обе стороны в равной мере следили друг за другом в соблюдении таковых. Важным ритуалом было подписание договоров. Договоры утверждались под присягой – «крестным целованием». Царь присягал в присутствии иностранных послов. С течением времени режимы послов смягчались.

Становление и формирование Посольского приказа

Посольский приказ, как первое на Руси внешнеполитическое ведомство, дотоле в течение 500 лет отсутствовавшее и не имевшее никакого аналога или хотя бы прообраза, отдаленного подобия, сформировался не сразу, не на основе волевого решения царя или боярской Думы, а складывался и видоизменялся постепенно, в зависимости от конкретных потребностей в течение всего времени своего существования за более чем 150 лет, т. е. с 1549 по 1700 г. (фактически) и по 1717 г. (формально).

Хотя одним из главных направлений политики каждой страны является внешняя политика, в Киевской Руси и до начала правления Ивана III не существовало органа, отвечающего за этот важный аспект. Все вопросы внешней политики решались царем и Боярской Думой. За прием послов отвечали казначеи, а в качестве послов выступали греки и итальянцы, находившиеся на службе у царя. Они обладали более ловким, напористым характером, были более культурны, а потому казались незаменимыми дипломатами. Но с возрастанием роли Русского государства, стало необходимо появление особого органа. В XVI веке появляется орган, ведающий международными сношениями. Он складывался из влиятельных великокняжеских дьяков, которые специализировались на переговорах с иностранными послами. В 1549 был создан «Посольский приказ» и главой был назначен дьяк И.М. Висковатый. Этим назначением было положено начало «Посольскому приказу», как особому органу.

Висковатый Иван Михайлович (?-1570) - государственный деятель, дипломат, думный дьяк. Первый глава Посольского приказа (с 1549), один из главных чиновников государства. Из небогатых феодалов. В период опричнины обвинен в государственной измене и казнен.

Орлов А.С., Георгиева Н.Г., Георгиев В.А. Исторический словарь. 2-е изд. М., 2012, с. 84.

Висковатый Иван Михайлович (ск. 25.07.1570), государственный деятель, один из крупных деятелей правительства Ивана IV в 1550-1560-х. Выдвинулся благодаря личным качествам, а также потому, что активно проводил централизаторскую политику царя. Происходил из дворянского рода Висковатых, ветви князей Мещерских. В 1542 в качестве подьячего служил в Посольском приказе, с 1549 был назначен его главой, с 1553 - думным дьяком, с 1561 - печатником (хранителем государственной печати). Участвовал почти во всех переговорах с иностранными послами в 1550-60-х. Играл видную роль во внешней политике, был одним из сторонников Ливонской войны 1558-83. Иностранные дипломаты называли его «канцлером». Висковатый резко возражал против новшеств в иконописи (изображения бесплотных духов в виде человеческих образов). Был казнен по подозрению в участии в боярском заговоре и изменнических сношениях с Турцией, Крымом и Польшей.

Использованы материалы сайта Большая энциклопедия русского народа .

Висковатый Иван Михайлович (ум. 1570, Москва) - государственный деятель. Происходил из дворян. Служило 1542 подьячим в Посольском приказе. В 1549 возглавил его. На В. были возложены все дела, касающиеся внешних сношений. Он являлся посредником между иноземными послами и царем с Боярской думой. Образованнейший человек своего времени, В., кроме посольской деятельности, был известен как противник появившегося в Москве новшества в иконописании (изображение духов в человеческом образе). Несмотря на осуждение В. церковным собором 1554, его служебная карьера не пострадала, 9февр. 1561 был назначен "печатником", т.е. хранителем печати, за что иностранцы именовали его канцлером. В 1562 - 1563 ездил в Данию в составе посольства, а потом неоднократно назначался в состав боярских комиссий для переговоров с иностранными послами. В. выступал в защиту безвинно казнимых опричниками людей. Был обвинен в изменнической связи с крымцами, турками и поляками. 25 июля в присутствии Ивана Грозного и царевича Ивана проходили публичные казни, где палачами были опричники и те, кто желал доказать свою непричастность к "заговорщикам". От привязанного к столбу В. каждый из приближенных царя отрезал кусок тела. Опричник Иван Реутов, чей удар оказался смертельным, был обвинен в желании сократить муки В. Только смерть от чумы спасла Реутова от казни. Мать и вдова В. были заключены по приказу царя в монастырь, где и умерли.

Использованы материалы кн.: Шикман А.П. Деятели отечественной истории. Биографический справочник. Москва, 1997.

Висковатый, Иван Михайлович - думный дьяк, первый начальник посольского приказа (...). Ещё в бытность его подьячим ему было поручено царём Иваном IV в 1549 "посольское дело". В течение более 20 лет он вёл переговоры со всеми иностранными послами, удивляя их своим дипломатическим искусством. Современники говорят о нём, как о человеке прямолинейном и смелом. В годы правления "избранной Рады" В. совместно с Адашевым руководил дипломатическим ведомством. Иван IV считал его религиозным вольнодумцем; за его критику новых направлений в области иконописи он едва не подвергся обвинению в ереси. В 1561 В. был назначен на должность печатника (т. е. хранителя печати). После падения "избранной Рады" В. продолжал руководить всей внешней политикой и участвовать в переговорах с иностранными послами. В 1562-63 он был в составе посольства, ездившего в Данию. На земском соборе 1566 В. рекомендовал заключить перемирие с Польшей, не требуя уступки спорных ливонских городов, но с условием вывода из них польских войск и нейтралитета Польши в русско-ливонской войне. Когда в 1569-70 Турция и Крым вступили в войну, В. был обвинён в измене, в самостоятельных сношениях с султанским правительством и с крымским ханом, а также в переговорах с польским королём о передаче ему Новгорода. Он был устранён от должности, по-видимому, в середине 1570, а в конце того же года казнён. Перед казнью В. энергично отрицал возводимые на него обвинения.

Дипломатический словарь. Гл. ред. А. Я. Вышинский и С. А. Лозовский. М., 1948.

Висковатый Иван Михайлович (ум. 25.VII.1570) - русский государственный деятель, один из крупных деятелей правительства Ивана IV Васильевича в 50-60-х годах 16 века. Выдвинулся благодаря личным качествам, а также потому, что активно проводил централизаторскую политику царя. Происходил из дворянского рода Висковатых, ветви князей Мещерских. С 1542 года - подьячий Посольского приказа, с 1549 года - его глава, с 1553 года - думный дьяк, с 1561 года - печатник (хранитель государственно печати). Участвовал почти во всех переговорах с иностранными послами в 50-60-х годах 16 века. Играл видную роль во внешней политике, был одним из сторонников Ливонской войны 1558-1583 годов. Иностранные дипломаты называли его «канцлером». Висковатый резко возражал против новшеств в иконописи (изображения бесплотных «духов» в виде человеческих образов). Казнен по подозрению в участии в боярском заговоре и в изменнических сношениях с Турцией, Крымом и Польшей.

Советская историческая энциклопедия. В 16 томах. - М.: Советская энциклопедия. 1973-1982. Том 3. ВАШИНГТОН - ВЯЧКО. 1963.

Источники: Розыск или список о богохульных строках и о сумнении святых честных икон диака Ивана Михайлова сына Висковатого, "ЧОИДР", 1858, кн. 2, отд. 3.

Литература: Белокуров С. A., О Посольском приказе, М., 1906; Садиков П. A., Очерки по истории опричнины, М.-Л., 1950; Смирнов И. И., Очерки политической истории Рус. гос-ва 30-50-х гг. XVI в., М.-Л., 1958; Андреев Н. Е., О "Деле дьяка Висковатого", "Seminarium Kondakovianum", t. 5, Prague, 1932, с. 191-241.

Висковатый Иван Михайлович - русский государственный деятель, дипломат. Подьячий Посольского приказа (1542-1549). С 1549 года руководил приказом вместе с А. Адашевым.

С 1553 года - дьяк думный; с 1561 года - печатник. Играл видную роль во внешней политике, был одним из сторонников Ливонской войны 1558-1583 годов. В 1570 году был заподозрен в боярском заговоре и казнен.

Происхождение и дата рождения Ивана Михайловича Висковатого нам неизвестны. Впервые его имя упоминается в дипломатических делах 1542 года. Из них следует, что он был подьячим и писал перемирную грамоту с Польшей.

Иван Михайлович продвигался по службе благодаря своим способностям и старанию.

К тому же у него имелись покровители: скорее всего, ему благоволили родственники первой жены царя Ивана IV Анастасии - Захарьины.

С января 1549 года в посольских книгах все чаще встречается указание на то, что привезенные послами грамоты царь приказывает принимать Висковатому. Вероятно, Иван IV имел основания, когда указал ему "ведать посольским делом".

2 января 1549 года он отбыл к ногайским послам. 17 января - к бывшему астраханскому "царю" Дербышу. 22 января - "с ответом" к литовским послам. Тогда же в присутствии иностранных послов царь приказал называть подьячего Висковатого дьяком. Официальное повышение состоялось несколькими месяцами позже и было связано с назначением Висковатого начальником Посольского приказа.

С 1549 по 1559 год в Москву приезжали 32 посольства из разных стран. Во всех переговорах участвовал Висковатый.

Иван Михайлович, как руководитель Посольского приказа, ведал перепиской царя и Боярской думы с иноземными послами, участвовал в предварительных переговорах, решал вопросы, связанные с приездом и пребыванием в Москве иностранных дипломатов, готовил русские посольства для отправки в разные страны.

Как ближний государев дьяк Висковатый делал записи, которые затем использовались в качестве заготовок для официальной летописи. Кроме того, став главой Посольского приказа, Иван Михайлович получил в свое ведение Царский архив, содержавший огромное количество рукописных книг и различных государственных актов московских великих и удельных князей, их родословные, правительственное делопроизводство, всю документацию внешнеполитического характера, а также различные следственные материалы.

В конце XV - первой половине XVI века Царский архив находился в ведении великокняжеских дьяков, каждый из которых имел ларец для текущей документации. Во второй половине XVI века Царский архив окончательно оформился в самостоятельное учреждение во главе с посольскими дьяками. Первым из них стал Висковатый.

Решая дипломатические задачи, Иван Михайлович и его подчиненные должны были учитывать всю историю взаимоотношений с другими странами. Иначе невозможно было наводить справки, делать выписки, ссылки на более ранние переговоры, грамоты и т. д. Висковатый систематизировал документы государственного архива и организовал его текущее делопроизводство.

Основным направлением внешней политики в середине XVI века стало восточное. В 1552 году было завоевано Казанское ханство, в 1556-м - Астраханское. Висковатый хотя и сопровождал царя в Казанском походе, но, по свидетельству немца-опричника Генриха Штадена, бывшего на службе в России, "был не прочь, чтобы крымский царь забрал Русскую землю, был расположен ко всем татарам и помогал им". Сам царь обвинял Висковатого в том, что он "ссылался с Крымом и наводил на Русь бусурманство".

Глава Посольского приказа уделял особое внимание отношениям России с Западной Европой. Во второй половине XVI века Россия, не имевшая выхода к Балтийскому морю, поддерживала связь с Европой через Белое море. В 1553 году Иван IV пригласил англичан в Москву. После пышного приема английский посланник Ричард Ченслер получил дружественную грамоту для короля Эдуарда VI. Через два года Ченслер вновь приехал в Россию с двумя агентами торговой компании. После официального приема переговоры с ними вел Висковатый совместно с "лучшими" московскими купцами. Иван Михайлович понимал значение торговых связей России с Англией. В результате его стараний англичане получили льготную грамоту со множеством привилегий.

В благодарность за это король Филипп, сменивший на престоле Эдуарда VI, разрешил русским подданным так же свободно и беспошлинно торговать в Англии, причем брал их под свое покровительство. Был разрешен свободный въезд в Россию художников, ремесленников, различных мастеров, медиков, "рудознатцев". Дружественные дипломатические связи России с Англией, выгодная торговля, военная и экономическая помощь продолжались вплоть до второй половины XVII века. Основа столь прочного союза была заложена Висковатым.

Для установления широких экономических связей с передовыми странами Западной Европы нужен был выход в Балтийское море. Этому мешали Польша, Литва и ливонский орден. Господства на Балтийском море также добивались Швеция и Дания. Особенно досаждала Москве Ливония. Ливонские купцы стремились держать в своих руках все торговое движение, не пускали русских людей к морю, а иностранцев в Россию.

В 1558 году русские войска вошли в Ливонию, и началась война, затянувшаяся на 25 лет.

С первых же дней войны в правительстве образовались две партии. Любимец царя А.Ф. Адашев и его кружок считали необходимым продолжать военные действия на юге с крымскими татарами и Турцией. Московское дворянство вместе с начальником Посольского приказа Висковатым ратовало за продолжение Ливонской войны. Дворянство рассчитывало на новые поместные раздачи земель и расширение торговли со странами Восточной и Западной Европы. Победное завершение войны в Ливонии было совсем близко, но Адашев, руководивший войсками, не воспользовался благоприятным моментом, и вскоре наступление приостановилось.

Успехи русских войск в Прибалтике встревожили Литву, Польшу, Швецию и Данию, также претендовавших на Ливонское наследство. Они попытались дипломатическим путем прекратить вспыхнувшую войну. Основную роль в заключении перемирия 1559 года сыграло посредничество датского короля, приславшего для переговоров посольство в Москву. Во время переговоров Висковатый решительно заявил, что Дания не должна была принимать жалобы ливонцев, подданных московского государя. По мнению дьяка, обратившись к иностранным государствам, ливонцы уподобились неверным слугам, которые, украв имущество своего господина, продают его [имущество] другому. Он говорил, что московские государи не привыкли уступать кому бы то ни было покоренные ими земли; они готовы на союз, но только не для того, чтобы жертвовать своими приобретениями.

Висковатый надеялся, что его решительность поможет Москве отстоять свои интересы в Прибалтике и вынудит европейские державы признать русские завоевания, сделанные в первые годы ливонской войны. Однако добиться успеха дипломатическим путем не удалось; ситуация складывалась неблагоприятно для Московского государства.

В 1562 году русское командование приступило к крупным военным операциям против Литвы. В походе участвовал и Иван IV. При царе находилась посольская походная канцелярия, которую вместо Висковатого возглавлял дьяк Андрей Васильев. Оставшись в Москве, Висковатый принял датское посольство. В результате был принят проект договора, по которому Дания отказывалась принимать участие в военных действиях против России.

Чтобы обратить все силы против Литвы, Висковатый предпринял по тем временам достаточно неожиданный для человека его звания и чина шаг. 12 августа 1562 года он выехал сам в Данию для подтверждения договорной записи. Благодаря успешным переговорам были заключены союзный договор с Данией и 20-летнее перемирие со Швецией. Ливонская война продолжалась с переменным успехом.

В 1566 году в Москву прибыло великое польское посольство для ведения переговоров о заключении мира. Польские дипломаты не желали уступать России морской порт Ригу, а русские Польше - Полоцк и Смоленск. Переговоры оказались под угрозой срыва. Висковатый на специальном Земском соборе рекомендовал заключить перемирие, не требуя у Польши уступки спорных ливонских городов, при условии вывода оттуда польских войск и нейтралитета Польши в Ливонской войне. Но участники Земского собора высказались против этого и заверили правительство в том, что ради полного завоевания Ливонии они готовы на любые жертвы. В дальнейшем дипломатическая прозорливость Висковатого оправдалась. Неудачные переговоры 1566 года способствовали объединению в 1569 году на польско-литовском сейме в Люблине Польши и Литвы в единое крупное государство - Речь Посполитую.

Висковатый слыл одним из образованнейших людей России. При Посольском приказе он создал библиотеку, которой сам постоянно пользовался. Среди собранных там книг были сочинения по географии, "козмографии", русские летописи, польские и литовские хроники, сочинения Дамаскина и Златоуста, Коран и т. д. Он так свободно владел слогом церковной литературы, что в свое время даже писал грамоты от имени митрополита Макария. Поэтому не случайно, что он оказался в центре событий, связанных с "делом о еретичестве Матвея Башкина".

В конце июня - начале июля 1553 года на церковном соборе в Москве были осуждены один из радикальных религиозных мыслителей XVI века Матвей Башкин и его "единомысленные". На этом соборе выступил и Висковатый. В присутствии царя и бояр он обвинил духовника царя Сильвестра и протопопа Благовещенского собора Симеона в пособничестве еретикам. Он выступил также против нововведений, не соответствовавших, по его мнению, церковным канонам иконописания и заимствованных с Запада.

Но неожиданно для себя Висковатый из обвинителя превратился в обвиняемого. Об этом свидетельствует определение церковного собора, данное "диаку Ивану Михайлову... к его душевному исправлению" за то, что он в течение трех лет "от своего мнения о тех святых честных иконах сомнение имел, и вопил и возмущал народ... в соблазн и поношение многим".

14 января 1554 года Висковатого на три года отлучили от церкви. В первый год он должен был стоять около храма, каяться и просить входящих в храм помолиться за него; во второй - входить в церковь только для слушания божественного писания; в третий - находиться в церкви, но без права общения. Довольно грубо ему предписывалось "ведать свой чин" и не воображать себя "головой", будучи "ногой".

Служебное положение Висковатого не изменилось в связи с отлучением от церкви: он оставался главой Посольского приказа. Не исключено, что сам царь покровительствовал Ивану Михайловичу.

9 февраля 1561 года Иван IV жалует Висковатого званием "печатника" (хранителя государственной печати), называет его "своим ближним и верным думцем". С этого времени Висковатый в дипломатических документах одновременно именуется печатником и дьяком. Немец-опричник Генрих Штаден свидетельствовал: "Кто получил свою подписную грамоту, должен идти к Ивану Висковатому, который хранил печать. Человек он гордый, и счастливым мог почитать себя тот, кто получал от него грамоту в течение месяца".

Висковатый неоднократно произносил речи от имени Ивана IV. Так, в 1561 году, когда шведы просили о частичном изменении практики обмена посольствами между Москвой и Стокгольмом, он говорил: "То дело надлежит тягостнее свыше всего, что прородителей своих старина порушити". В дипломатической практике часто использовались выдержки из документов Царского архива, ссылки на примеры прошлого. Послы украшали свою речь цитатами из библейских текстов, пословицами и афоризмами.

После возвращения из Дании в ноябре 1563 года Висковатый постоянно назначался царем в состав боярских комиссий для переговоров с иностранными послами, но практически не занимался делопроизводством Посольского приказа. Во время пребывания Висковатого в Дании дьяк Андрей Васильев стал величаться "Царского Величества думным дьяком" и сохранил это звание в дальнейшем. Таким образом, летом 1562 года дело посольского дьяка фактически перешло к Васильеву. Висковатый как глава Посольского приказа продолжал оставаться советником.

Документальных свидетельств о его деятельности по возвращении из Дании немного. Висковатый, Васильев и ставленник Захарьиных Никита Фуников, возглавлявший Казенный приказ, держали в своих руках важную приказную документацию.

7 мая 1570 года Иван IV принял в Москве литовских послов, а "...встречи им были две: первая встреча, вышед из столовых сеней на рундуке печатник Иван Михайлович Висковатого, да дьяк Андрей Щелкалов". В июне 1570 года Висковатый участвовал в переговорах боярской комиссии с польскими послами в Москве и 22 июня вручил послам грамоту.

Обстановка в стране становилась все напряженнее. Царь всюду видел измены. Опричная Дума приняла решение о походе в западные районы.

В январе 1570 года карательная экспедиция устроила жестокий погром в Новгороде.

Сразу же после возвращения царя из Новгорода было затеяно так называемое "московское дело" высших приказных чинов, по которому среди прочих арестовали и казнили родного брата Висковатого Третьяка. Иван Михайлович объяснился с царем, убеждая его прекратить кровопролитие. Болезненно подозрительный Иван IV решил, что против него сложилась оппозиция. Висковатый настойчиво советовал царю, чтобы он "...в особенности же не истреблял своего боярства, и просил его подумать о том, с кем же он будет впредь не то что воевать, но и жить, если он казнил столько храбрых людей". В ответ на слова Висковатого царь разразился угрозами: "Я вас еще не истребил, а едва только начал, но я постараюсь всех вас искоренить, чтобы и памяти вашей не осталось". Вскоре более 300 человекам было предъявлено обвинение, в том числе почти всем главным дьякам московских приказов. Висковатый обвинялся в заговоре с целью сдать Новгород и Псков польскому королю, посадить на трон Старицкого, в изменнических сношениях с турецким султаном и крымским ханом, которым он будто "предлагал" Казань и Астрахань.

25 июля 1570 года великий дипломат был казнен на рыночной площади. Сначала опричники пытались заставить его публично признаться в своих "преступлениях" и просить царя о помиловании. Но его последние слова были: "Будьте прокляты, кровопийцы, вместе с вашим царем!" После гордого отказа Ивана Михайловича распяли на кресте из бревен и расчленили живого на глазах царя и толпы.

Вслед за Висковатым казнили еще более 100 человек, в том числе и бывшего его помощника, главу Посольского приказа А. Васильева и государственного казначея Н. Фуникова, которого сварили, обливая кипятком.

Так закончилась жизнь Висковатого, о котором составитель Ливонской хроники Б. Руссов писал: "Иван Михайлович Висковатый - отличнейший человек, подобного которому не было в то время в Москве: его уму и искусству как московита, ничему не учившегося, очень удивлялись иностранные послы".

Описывая казнь Висковатого, польский хронист Александр Гваньини заключил: "Таков конец превосходного мужа, выдающегося по уму и многим добродетелям, канцлера великого князя, равного которому уже не будет в Московском государстве".

Перепечатывается с сайта http://100top.ru/encyclopedia/

Далее читайте:

Русь в XVI веке (хронологическая таблица).

Литература:

Белокуров С.А. О Посольском приказе. М., 1906.

Садиков П. A., Очерки по истории опричнины, М.-Л., 1950;

Смирнов И. И., Очерки политической истории Рус. гос-ва 30-50-х гг. XVI в., М.-Л., 1958;

Андреев Н. Е., О "Деле дьяка Висковатого", "Seminarium Kondakovianum", t. 5, Prague, 1932, с. 191-241.